«Право войны» - это совокупность договорных и обычных юридических норм, применяемых воюющими сторонами в ходе вооружённых конфликтов, регулирующих применение средств и методов ведения вооружённой борьбы, обеспечивающих защиту раненых, больных, военнопленных и гражданского населения, устанавливающих международно-правовую ответственность государств и уголовную ответственность отдельных лиц за их нарушения.

Международные договоры, регулирующие военные конфликты, заключались между государствами в различные периоды истории. Соглашения эти имели целью уменьшить бедствия войны, насколько позволят военные требования, и предназначались служить общим руководством для поведения воюющих сторон в их отношениях друг к другу и к населению, т. е. призваны определить «правила» ведения вооружённой борьбы - «право войны».

«Право войны» призвано ограничить и облегчить, насколько это возможно, бедствия войны. «Право войны» согласовывает военную необходимость (ведение вооружённой борьбы) с требованиями гуманности. Оно проводит границу между тем, что разрешено в вооружённой борьбе, и тем, что запрещено.

По своей природе «право войны» является обычным правом, т. е. оно базируется на сложившейся практике и обычаях (объявление войны, перемирия, капитуляция).

«Право войны» устанавливает определённые ограничения в отношении ведения военных действий в целом и поведения комбатантов в бою. «Право войны» регламентирует также поведение гражданских властей и лиц во время войны, поведение по отношению к различным объектам и лицам во время войны и др.

После двух разрушительных мировых войн нормы «права войны» были ещё раз подтверждены и развиты в Женевской конвенции 1949 г . о защите жертв войны.

Необходимо отметить, что традиционно существует две группы соглашений в рамках «права войны»:

1. Гаагские конвенции, регулирующие в целом правила боевых действий (ведение боевых действий, понятия оккупации и нейтралитета);
2. Женевские конвенции, содержащие положения: о защите жертв вооружённых конфликтов (военнопленных, раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, погибших), о защите гражданского населения, об отношении к лицам, оказывающим помощь жертвам вооружённых конфликтов, в частности к медицинским службам.

Основные Гаагские конвенции датируются 1907 годом, Женевские конвенции - 1949 годом, Гаагская конвенция о культурных ценностях - 1954 годом, дополнительные протоколы к Женевским конвенциям и Конвенция о запрещении использования некоторых видов обычных вооружений, соответственно, 1977 и 1980 годами.

Необходимо отметить, что сложность современных вооружённых конфликтов неуклонно возрастает. Но для того чтобы в вооружённой борьбе

соблюдать меру человеколюбия и насколько возможно смягчить последствия и бедствия войны, каждый военнослужащий должен знать и стараться соблюдать ряд международных правил поведения в бою.

Рассмотрим некоторые из них.

(Военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен. С ними надлежит обращаться человеколюбиво. Всё, что принадлежит им лично, за исключением оружия, лошадей и военных бумаг, остаётся их собственностью.

Содержание военнопленных возлагается на правительство, во власти которого они находятся. Военнопленные подчиняются законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии государства, во власти которого они находятся. Всякое неповиновение с их стороны даёт право на применение к ним необходимых мер строгости.)

1. Гуманно относись к больным и раненым. Подбери их, окажи им необходимую помощь, защити их, доставь их к своему командиру или в ближайший медицинский пункт.

(Терминами «раненые» и «больные» обозначаются как военнослужащие лица, так и гражданские лица, которые вследствие травмы, болезни или другого физического или психического расстройства или инвалидности нуждаются в медицинской помощи или уходе и которые воздерживаются от каких-либо враждебных действий.)

1. Надо знать и помнить, что международное право предоставляет особую защиту определённым категориям лиц и объектов, которые имеют специальные отличительные задачи.

Международным правом на особую защиту пользуются:

1. Военная и гражданская медицинская службы; военный духовный персонал; гражданский духовный персонал (только в составе гражданской медицинской службы и гражданской обороны).

Отличительным знаком медицинской службы является красный крест на белом поле или равноценная ему эмблема в виде красного полумесяца на белом фоне. Отличительный знак должен быть настолько большим и хорошо видимым, насколько это позволяет конкретная тактическая обстановка.

2. Гражданская оборона.

Гражданская оборона обозначает систему мероприятий по защите и выживанию гражданского населения.

Особыми задачами гражданской обороны, предусмотренными «правом войны», являются: оповещение; эвакуация; предоставление и обустройство убежищ; проведение мероприятий по светомаскировке; спасательные работы; медицинское обслуживание, включая первую медико-санитарную помощь; борьба с пожарами; обнаружение и обозначение опасных районов, обеззараживание; предоставление крова и продуктов питания в чрезвычайных ситуациях и др.

Отличительным знаком гражданской обороны является равносторонний тёмно-синий треугольник на оранжевом фоне.

3. Обозначенные культурные ценности под общей защитой.

Термин культурные ценности под общей защитой обозначает объекты, которые имеют важное значение, являясь культурным и духовным наследием народа. К ним относятся: памятники архитектуры, искусства или истории; места археологических раскопок; ансамбли зданий, которые в целом представляют исторический или художественный интерес; музеи, крупные библиотеки, архивные хранилища, хранилища культурных ценностей.

Отличительный знак культурных ценностей под общей защитой представляет собой бело-голубоватый щит.

4. Обозначенные культурные ценности под особой защитой.

Термин культурные ценности под особой защитой обозначает объекты, представляющие исключительную ценность. К ним могут относиться: хранилища культурных ценностей; центры, содержащие объекты недвижимости, представляющие культурную ценность. Отличительный знак культурных ценностей под особой защитой представляет собой три знака, расположенные треугольником (один знак внизу).

5. Установки и сооружения, содержащие опасные силы: плотины, дамбы, атомные электростанции.

Термин установки и сооружения, содержащие опасные силы обозначает плотины, дамбы, атомные электростанции, нападение на которые может вызвать высвобождение опасных сил из-под контроля и последующие тяжёлые потери гражданского населения.

Отличительный знак установок и сооружений, содержащих опасные силы, представляет собой группу из трёх ярко-оранжевых кругов, расположенных на одной оси.

6. Белый флаг (флаг перемирия, используемый для переговоров или капитуляции).

1. Относись с уважением к лицам, носящим эти знаки, и оберегай обозначенное ими имущество и объекты.
2. Не препятствуй этим лицам в выполнении их обязанностей, если только ты не получил другого приказа.
3. Оставь указанные здания, сооружения, памятники в неприкосновенности.
4. Не мешай передвижению этих автомашин, кораблей, летательных аппаратов.

Запомните! Серьёзные нарушения «права войны» квалифицируются как военные преступления. В отношении их установлены санкции уголовного характера. Как серьёзные нарушения квалифицируются следующие действия, направленные против людей:

• преднамеренное убийство, пытки, бесчеловечное обращение;
• преднамеренное причинение тяжёлых страданий, нанесение ущерба здоровью;
• взятие заложников и др.

Выводы.

1. Для регулирования военных конфликтов существуют международные договоры (Гаагские и Женевские конвенции, Конвенция об использовании некоторых видов вооружения).
2. Каждый военнослужащий должен знать и соблюдать международные правила поведения в бою (в том числе ведение боевых действий только против комбатантов, нападение только на военные объекты, гуманное отношение к мирному населению и военнопленным и др.).
3. Правом на особую защиту пользуются невооружённые представители ряда служб и представители духовного персонала, а также ряд объектов, которые имеют международные отличительные знаки.
4. В отношении военных преступлений (взятие заложников и др.) установлены санкции уголовного характера.

Вопросы.

1. Что следует понимать под «правом войны»?
2. Какие международные правила поведения в бою необходимо соблюдать военнослужащим?
3. Каким категориям лиц и объектов международным правом предоставлена особая защита?
4. Какие военные преступления на материале недавних войн и конфликтов вы можете назвать? Обоснуйте свой ответ.

Комбатант - воин, борец; в международном праве лицо, входящее в состав вооружённых сил и непосредственно участвующее в военных действиях. Комбатантами считается весь личный состав регулярных вооружённых сил, кроме медицинских работников, а также личный состав ополчений, партизанских отрядов и других формирований.

Под военными объектами понимаются: вооружённые силы, кроме военно-медицинских служб и военного духовного персонала и их имущества; учреждения, постройки и позиции, где дислоцируются вооружённые формирования и их имущество (казармы, склады); объекты, которые в силу своего характера, расположения, назначения или использования вносят эффективный вклад в военные действия; военные объект остаётся военным объектом даже в том случае, если на нём находятся гражданские лица.

Точно так же читатель английского Билля о правах 1689 года, еще больше ограничивающего королевские прерогативы, укрепляющего власть парламента и закрепляющего результаты «Славной революции» прежних лет, увидит перед собой совершенно конкретный документ . Он не устанавливает никаких новых принципов. Более того, обе палаты парламента не хотели никаких изменений. Они считали себя приверженцами «существующиx законов и законодательных актов, прав и свобод)). Что придает Великой хартии вольностей и Биллю о правах значимость (а они действительно имеют большое значение), так это традиция, которая закреплялась ими и которая ими же и была создана. Та самая традиция, которая в течение последующих столетий лишь укреплялась и расширялась.

В ходе этого процесса права парламента и подданных страны органично расширялись. Конечно, его нельзя назвать непрерывным или равномерным, однако его движущая сила нарастала со временем из-за того, что он был окружен некой таинственностью и узаконен. Процесс ограничения власти правительства и расширения свобод личности держался на двух столпах - общем праве и правах парламента (на практике - правах Палаты общин). В одни моменты более важным оказывалось первое, в другие - второе. Особенно в ХVII веке, в решающий для развития свободы в Англии период, судебные и политические решения имели единое русло. В самом деле, общий менталитет явно усматривался и в том, и в другом, в немалой мере, наверное, из-за того, что многие выдающиеся судьи были одновременно и политическими мыслителями. Взять хотя бы сэра Эдварда Коука, главного судью, чьи решения неоднократно ставили под сомнение королевские прерогативы. Он был одним из основных разработчиков Петиции о правах в 1628 году. Когда человек уровня Коука заявлял, что не может быть власти превыше… Великой хартии вольностей)), от него исходила такая сила убеждения, которой не обладал ни глава кабинета министров, ни даже король. Поэтому к ХVIII веку Великобритания и приобрела статус самой свободной страны на земле. Но, как показала история, ее свобод оказалось недостаточно для американских колонистов.

По сравнению с законодательными актами и судебными решениями, которыми был отмечен долгий путь Великобритании к парламентской демократии и неоспоримому господству закона, американские аналоги - Декларация независимости (1776), Конституция Соединенных Штатов (1787) и Билль о правах (1789) кажутся более радикальными и амбициозными. В Декларации независимости с ее вызывающе открытым заявлением - «мы считаем само собой разумеющимся, что все люди созданы равными и в равной мере наделены Создателем неотъемлемыми правами..» - наиболее отчетливо слышна идеалистическая, даже утопическая тональность.

Попадаются такие, кто, приняв эти заявления за чистую монету, пытаются применять их без учета контекста, упуская, например, тот факт, что на протяжении долгих лет они уживались с существованием рабства. Честно говоря, даже смелые утверждения Томаса Джефферсона, как и их более прозаичные английские эквиваленты, должны рассматриваться в историческом контексте. Великие документы, определяющие политическую и правовую основу Соединенных Штатов, являются частью традиции, которая была английской и британской, прежде чем стать американской. Восставшие колонисты были полны скорби и негодования, но тем не менее в Декларации независимости они ведут речь о «наших британских собратьях», которые остаются «глухими к голосу справедливости и духовного родства». Дух британского правосудия и питающие его инстинкты еще более очевидны в терминологии американского Билля о правах с его ясными и реально действующими поправками к Конституции США, которые определяют процедуры контроля за федеральными институтами власти.

Таким образом, то, что Уинстон Черчилль назвал концепцией прав человека в англоязычном мире, имеет институциональный контекст и является порождением живой традиции . Эта концепция не способна развиваться в вакууме, и никто до самого последнего времени не мог себе представить, что она может в нем применяться.

Стремление порассуждать отвлеченно о естественных правах, или правах человека, которые возникли раньше конкретных законов и не зависят от них, - тенденция, не проявлявшаяся в Америке вплоть до современной эпохи политкорректности, - было характерно для революционной Европы. Парадоксально, но чем более грандиозными и широкими оказывались замыслы в отношении естественных прав, тем более вероятной была потеря свобод в конце.

Это можно увидеть на примере французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года и ее практических последствий. Документ начинается с удивительного и исторически недостоверного заявления о том, что «незнание, забвение или пренебрежение правами человека являются единственными причинами общественного зла и коррупции в правительстве». Далее мы узнаем, что «свобода заключается в возможности делать все, что не вредит другим. Поэтому осуществление естественного права каждого человека ограничено лишь пределами, которые гарантируют другим членам общества возможность пользоваться тем же правом. Эти пределы могут устанавливаться только законом». Ну а что такое закон? Документ определяет его как выражение общей боли». Возможно, некоторые из тех, кто разрабатывал Декларацию, понимали, какой смысл вкладывается во все это. Однако при прямом толковании очевидно, что приведенные аргументы сами нуждаются в доказательстве, а обоснования до невозможности расплывчаты. Глядя на процесс превращения революционной Франции в кровавую тиранию, оправданную этой доктриной фактически неограниченной центральной власти, становится ясно (особенно на английской стороне Ламанша), что гарантии, которые предоставляют личности обычай, устойчивая традиция и общее право, значительно прочнее «демократических» принципов, применяемых демагогами. Не случайно Эдмунд Берк, отец консерватизма, заметил по поводу естественных прав, что «их абстрактная безупречность на практике оборачивается пороком» . Он был, как всегда, совершенно прав.

Американская и французская декларации оказали такое же влияние на конституции других государств, как и британская модель парламентской демократии и общее право - на политическое устройство бывших колоний. Вместе с тем первые международные конвенции, касающиеся прав человека, появились лишь в середине ХХ века.

В преамбуле Устава ООН (1945 г.) записано:«Мы, народы объединенных наций, преисполнены решимости… вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций..») Однако основные статьи Устава фактически закрепляют систему, в соответствии с которой суверенные государства, а не международные органы обладают полнотой власти в пределах собственных границ, законные основания для внешнего вмешательства предельно ограничены, а реальный контроль могут осуществлять лишь несколько великих держав. Соседство далеко идущих принципов и предельно ограниченных средств, позволяющих осуществить их, является характерной чертой международных рассуждений о правах человека в прошедший период.

Практически одновременно с Конвенцией о геноциде появился еще один основополагающий документ - Всеобщая декларация прав человека (1948 г.). В ней изложен целый ряд замечательных целей - как общих, так и конкретных, но при внимательном изучении ее текста быстро понимаешь, что понятие «свобода» здесь смешивается с другими вещами - добром, злом и безразличием, которые на деле могут противостоять свободе. Так, Конвенция провозглашает такие «права» как «социальная защищенность» (Статья 22), «право на работу… и защиту от безработицы» (Статья 23), «право на отдых и свободное время» (Статья 24), «право на уровень жизни, адекватный здоровью и благосостоянию [человека] и [его] семьи» и право на «образование», которое, среди прочего, должно «способствовать осуществлению деятельности ООН, направленной на поддержание мира» (Статья 25). И, наконец, «право на социальный и международный порядок, обеспечивающий всеобъемлющую реализацию прав и свобод, предусмотренных в настоящей Декларации» (Статья 28).

Документ, таким образом, есть не что иное, как попытка объять необъятное. Он объявляет массу достойных (как правило) целей «правами» без учета того, что их осуществление зависит от множества обстоятельств и, прежде всего, от готовности одной группы людей принять на себя проблемы другой. Помимо прочего, опасная расплывчатость изложения свидетельствует о трудностях, с которыми столкнулись разработчики, пытаясь обобщить эти цели. Несмотря на эти недостатки, я согласна с профессором Мэри Энн Глендон, которая считает, что «всеобщая декларация сыграла скромную, но не совсем уж незначительную роль в поддержании жизнеспособности духа свободы. За это ей вполне можно немного поаплодировать» .

Сказанное во многом относится и к конвенциям ООН по правам человека, которые появились после Декларации. Эти конвенции затрагивали политические права женщин (1952), расовую дискриминацию (1965), экономические, социальные и культурные права (1966), гражданские и политические права (1966), дискриминацию женщин (1979), пытки (1984) и права ребенка (1989). Чтобы разобраться в том, чего же хотели добиться те, кто разрабатывал и подписывал эти документы, нужна книга, значительно большая по объему, чем эта. Мотивы, несомненно, были смешанными. Ясно одно: люди, ратифицировавшие эти соглашения от имени своих государств, в целом не сознавали, что они тем самым подрывают государственный суверенитет. Скорее всего, в конвенциях виделось пожелание, а не предписание, в противном случае они ни за что бы не допустили такого количества двусмысленностей и противоречий. Для правительств, заключающих договоры, способные практически повлиять на их поведение в собственных странах, туманная терминология, которая использована в названных документах, просто неприемлема. Еще раз повторю: это вовсе не означает, что международная озабоченность проблемой прав человека в ХХ веке была пустой тратой времени, - просто эти документы были ориентированы на международный порядок, предусматривавший существование суверенных государств, правительства которых, в конечном итоге, решали, применять их или нет. Это было, вне всякого сомнения, совершенно разумно. Надеюсь, из написанного здесь ясно следует, что рамки, ограничивающие власть государства, контроль за злоупотреблениями, законные права и гарантии, могут существовать только там, где они находят опору в национальной среде, институтах и обычаях. Конституции должны писаться в сердцах, а не на бумаге.

На первый взгляд, очевидным исключением из этого ряда является Конвенция о предупреждении геноцида и наказании за него 1948 года. Этот документ был первой реакцией ООН на массовое уничтожение евреев в Третьем рейхе. Он отличался более узкой, чем можно было ожидать, направленностью, а именно рассматривал лишь случаи намеренного полного или частичного уничтожения групп людей по национальному, этническому, расовому или религиозному признаку. Например, деяния Пол Пота, который уничтожил два миллиона (почти четвертую часть) своих соотечественников в Камбодже в 19751979 годах, не подпадают под эту Конвенцию. Причина в том, что, когда дело дошло до формирования документа, представители Советского Союза не допустили упоминания в нем групп, выделяемых по политическому признаку: Сталин, на руках которого была кровь 20 миллионов советских граждан, уж больно явно подходил под определение. Конвенция, что было необычным, не признавала суверенитета или неприкосновенности и устанавливала, что виновные должны нести кару «независимо от того, являются ли они законными правителями, должностными или частными лицами» (Статья IV).

В этом усматривается простой здравый смысл. из-за того, что геноцид - это преступление, которое может совершаться либо самой властью, либо при ее содействии, обычные процедуры национального судопроизводства вряд ли могут обеспечить гарантированное наказание. Лишь там, где, подобно сегодняшней Руанде, режим, виновный в геноциде, был свергнут, преступники могут быть привлечены к суду.

Таким образом, именно Нюрнбергский процесс является ориентиром при обсуждении преимуществ и недостатков международных уголовных судов, созданных для осуществления правосудия в отношении тех, кто обвиняется в самых ужасных преступлениях. К сожалению, то, что произошло в Нюрнберге, по выражению профессора Джереми Рабкина, «плохо помнится», и в результате из этого делаются неправильные выводы .

На представителей обвинения на Нюрнбергском процессе, несомненно, очень большое влияние оказали свидетельства холокоста. Однако им в большей мере хотелось осудить нацистское руководство за планирование и развязывание «агрессивной войны» а не за «преступления против человечности». Иными словами, на нем главным образом фигурировали обвинения в развязывании войны против суверенных государств, а не в других правонарушениях. В этой связи, как заметил профессор Рабкин, «возникают сомнения, можно ли вообще считать Нюрнбергский процесс "международным» Обвинения выдвигали «соединенные Штаты Америки, Французская республика, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, а также Союз Советских Социалистических Республик», а вовсе не «государства Организации Объединенных Наций», как предполагалось вначале. Нюрнбергский процесс иногда критикуют за то, что он представлял собой «правосудие победителей». Именно им он и был, именно таким он и задумывался. Процесс был организован не нейтральными странами, а державами, которые совместно одержали победу над Германией и «оккупировали ее. Именно последним теперь принадлежала верховная власть.

Почему все это имеет большое значение? Да потому, что те, кто в наше время настаивает на еще большем вмешательстве международного правосудия в дела суверенных государств, не устают ссылаться на Нюрнбергский процесс. А это совершенно неправильно. Процесс состоялся лишь потому, что союзники одержали полную победу над Третьим рейхом, захватили в плен большую часть руководящей верхушки и собрали огромное количество неопровержимых документальных свидетельств.

Я не сомневаюсь в том, что 12 нацистских руководителей, приговоренных к смертной казни за участие в преступлениях, заслуженно понесли наказание. Холокост - величайшее преступление, совершенное когда-либо в отношении группы людей, нации или расы. Однако отношение к процессу, посредством которого эти ужасные личности получили по заслугам, как к суду со всеми его судьями и адвокатами, неоднозначно. Вместе с тем он намного менее неоднозначен, чем готовы допустить современные участники кампаний в поддержку международных трибуналов.

Конвенция по геноциду 1948 года предусматривала возможность создания международного трибунала, и в том же году Генеральная Ассамблея ООН назначила Международную законодательную комиссию для изучения «желательности и осуществимости» идеи. По целому ряду серьезных и практических причин из этой затеи ничего не получилось. И хотя такая идея всплывала неоднократно и прежде, толчком к созданию международных трибуналов стали случаи геноцида в бывшей Югославии и Руанде. Конфликту в бывшей Югославии и урокам, вытекающим из него, я посвящаю следующую главу. Здесь же хочу привлечь внимание наиболее влиятельных государств, и прежде всего западных, к очень веским аргументам в пользу создания трибуналов для разбирательств, связанных с этими двумя кризисами, которые не обязательно должны найти более широкое применение и в которых ни в коей мере не следует видеть подтверждение желательности создания международного уголовного суда.

Учреждение трибунала по бывшей Югославии (Резолюция СБ ООН 827 от 25 мая 1993 г.) и трибунала по Руанде (Резолюция СБ ООН 955 от 8 ноября 1994 г.) является признанием поражения Запада и более широкого международного сообщества. В странах бывшей Югославии - Словении, Хорватии и Боснии - Слободан Милошевич и его приближенные с помощью югославской армии и полувоенных банд сербских экстремистов вели войну против несербского населения. Делалось это настолько варварки и с таким бесстыдством, прямо под носом у Запада, что Европа и Америка должны были прекрасно все видеть. Тем не менее, по причинам, которые необходимо анализировать более тщательно в другом контексте, Милошевичу все сходило с рук. Более того, в какие-то моменты он получал то, что в Белграде воспринималось как «зеленый свет» продолжению начатого. В результате неправильных решений, принятых в самом начале конфликта в 1991 году, и упорных попыток разделить вину между жертвой и агрессором поровну величайшей державе мира, Америке, пришлось перед лицом нарастающего ужаса искать поддержки по всему миру. С приходом в Белый дом новой, более склонной к интернационализму, администрации, примерно совпавшим с пиком резни в Боснии, где, по оценкам, погибло около 200 тысяч человек, американцы стали активно проталкивать идею создания специального трибунала для осуждения виновных.

Я приветствую это решение, однако, честно говоря, хотела бы, чтобы такая политика проводилась с самого начала. С учетом прежних ошибок и ввиду слабости международного начала трибунал - самое лучшее, на что можно рассчитывать. Он является свидетельством долгожданной решимости прекратить кровопролитие. Тогдашний представитель США в ООН Мадлен Олбрайт приветствовала решение учредить трибунал словами: «Вновь восторжествовали принципы Нюрнберга. Мысль о том, что все мы несем ответственность по международному закону, возможно, теперь останется в коллективной памяти».

Подобная риторическая пышность была явно излишней. Я не считаю, что «все мы несем ответственность по международному закону» и уж точно не верю в то, что именно поэтому мы создаем специальные трибуналы для осуждения тех, кто виновен в геноциде.

Создание трибунала по Руанде также стало следствием провала усилий Запада и международного сообщества. Не могу сказать, что здесь я предвидела развитие событий лучше других. Однако наверняка существовали эксперты по межплеменной вражде в этой части Африки, которые должны были знать, что назревает. Этнические группы хуту и тутси периодически убивали друг друга на протяжении последнего полувека.

Тутси составляют меньшинство населения как в Руанде, так и в соседней Бурунди. В последней они тем не менее находятся у власти. Господствовали они и в Руанде, когда та была бельгийской колонией. В 1959 году хуту перебили значительную часть тутси с тем, чтобы обеспечить себе власть при получении независимости, которая была предоставлена в 1962 году. Они добились своего, но исход тутси заронил семена повстанческого движения, члены которого почти три десятилетия осуществляли вылазки с территории Уганды.

После долгих лет вооруженной борьбы все же удалось договориться о мире и разделении власти между племенами. Однако большая и влиятельная группировка экстремистски настроенных хуту осталась на непримиримых позициях. После того как 6 апреля 1994 года был сбит самолет президента Руанды, хуту по происхождению, что было, по всей видимости, делом рук экстремистов, в стране началось осуществление хорошо спланированного геноцида. Около 800 тысяч тутси были уничтожены самым жестоким и ужасным образом. В том же году правительство хуту было свергнуто вооруженными силами тутси, которые очень быстро привлекли к ответственности тех, кто был виновен в случившемся. Большинству экстремистов хуту все же удалось спастись бегством, а противоборство местного уровня стало все больше превращаться в часть более масштабной борьбы, которую в настоящее время ведут друг с другом различные африканские племена и государства на территории Демократической Республики Конго (бывшего Заира), заключая краткосрочные альянсы.

Как и на Балканах, взаимоотношения народов Центральной и Восточной Африки способны поставить в тупик даже самого внимательного эксперта, занимающегося проблемой международных отношений. Но, подобно Балканам, и здесь существуют определенные константы и основополагающие моменты, которые следует знать. Чтобы внешние воздействия были эффективными, их следует реализовывать на возможно более ранней стадии. А если внешняя сила, имеющая наибольшее влияние в регионе, не займет чьих-либо сторону (как на Балканах) или окажется не на той стороне (как в Руанде), результаты могут быть катастрофическими.

В Руанде с проблемами лучше всего может справиться Франция. У нее остались сильные связи с франкоязычным правительством хуту. Именно она вооружала и обучала армию хуту - по некоторым данным, чуть ли не до самого последнего дня. Когда французы в июне 1994 года ввели в страну свои войска, они прежде всего дали возможность потерпевшим поражение вооруженным экстремистам хуту укрыться на территории Конго. На этом фоне ошибки, неправильные выводы, медлительность, а иногда и сомнительные побуждения великих держав привели к катастрофе, последним средством предотвращения которой (как и в бывшей Югославии) является специальный трибунал.

Не стоит порицать судей и прочий персонал этих двух тесно взаимосвязанных трибуналов за то, что результаты их деятельности нередко вызывали разочарование. Если одной из целей учреждения трибунала по бывшей Югославии было предотвращение новых злодеяний, то она определенно не была достигнута. Печально известное избиение мусульман в боснийском городе Сребренице в июле 1995 года произошло почти через два года после начала работы трибунала. Лишь после того как сербские вооруженные силы понесли тяжелые потери, а западные государства фактически установили контроль над Боснией, петля, наброшенная на военных преступников, начала затягиваться. Лишь после нового поражения сербских вооруженных сил в Косово в 1999 году сербы восстали против Милошевича, отстранили его от власти, посадили в тюрьму, а затем доставили в Гаагу. В то время как я пишу эти строки, целый ряд самых отъявленных негодяев все еще гуляет на свободе. Иными словами, эффективность суда в значительной мере зависит от неподконтрольных ему процессов и, в особенности, от исхода военного конфликта. Суд приобретает смысл только в том случае, если его решения проводятся в жизнь с помощью силы - нередко силы британской армии.

Нельзя говорить и о том, что деятельность трибунала предлагает идеальную модель для более широкой правоприменительной практики. И вновь причина здесь не в недостатке честности и профессионализма участников. Как и в Нюрнберге, трибуналы по бывшей Югославии и Руанде руководствуются правилами, которые совершенно неприемлемы в обычном британском или американском суде. Правосудие такого рода в исключительных условиях, например в условиях послевоенной Германии, Югославии и Руанды, несомненно, лучше, чем полное отсутствие такового. Вместе с тем из опыта его применения вовсе не следует, что международные судебные системы по самой своей природе лучше национальных, - отнюдь нет.

Как и в Югославии, трибунал по Руанде начал раскачиваться с большим трудом. Прошло четыре года, прежде чем он смог вынести свой первый приговор. Такая задержка, по-видимому, является следствием целого букета административных ограничений (город Аруша в Танзании - не лучшее место для работы международного трибунала) и помех. Как и в Югославии, число приговоров, вынесенных трибуналом по Руанде, с тех пор значительно выросло. Несмотря на то что в результате работы трибунала более 40 человек было арестовано, а восемь - осуждено, большинство слушаний проходит в местных судах в Руанде. Там под стражей содержится более 120 тысяч человек, осуждено две тысячи человек, а 300 человек приговорены к смертной казни. Поскольку бои между тутси и хуту продолжаются в Конго и других местах, эти судебные разбирательства следует рассматривать, перефразируя Клаузевица, как продолжение войны другими средствами . Но тогда может ли международное правосудие быть чем-то иным, кроме как «правосудием победителей»?

Ответ на этот вопрос может быть утвердительным, но только в том случае, если у Соединенных Штатов и их союзников хватит безрассудства, чтобы отказаться от влияния на судебные решения и персонал в пользу гипотетического международного уголовного суда в Гааге. Предложение подчиниться такому невыборному, неподотчетному и практически наверняка враждебному органу, как тот, что предлагается создать, не может выглядеть в глазах победителей в холодной войне» иначе как насмешкой. К счастью, приход в Белый дом президента Джорджа У. Буша вселяет уверенность в том, что подобное никогда не произойдет. Я надеюсь, что администрация Буша займет ту же позицию, что и один из наиболее ярых критиков идеи суда, а именно позицию «трех нет». Нет - финансовой поддержке, прямой или косвенной. нет - сотрудничеству. Нет - дальнейшим переговорам с другими правительствами по вопросу «совершенствования» Статута . Остальные государства не должны сомневаться в том, что поддержка действий суда, которые наносят ущерб интересам Америки или ее персоналу, незамедлительно отразится на их взаимоотношениях с США.

А действия эти могут оказаться неправильными, даже ужасными, если согласиться с видением задач международного уголовного суда, предложенным Генеральным секретарем ООН. Кофи Аннан полагает, что:

В перспективе международный уголовный суд должен обеспечить всеобщее правосудие. Видение такой перспективы дает простую и возвышенную надежду… Только тогда невинные жертвы далеких войн и конфликтов будут знать, что они тоже могут спокойно спать под защитой правосудия; что они тоже имеют права и что те, кто нарушает эти права, понесут наказание .

«Видение) г-на Аннана скорее всего обернется кошмаром, и тому есть целый ряд веских причин. Во-первых, на практике суд, скорее всего, будет заниматься преследованием военнослужащих или политиков в целом законопослушных стран, а не государств-изгоев, которые просто не будут признавать его. Действительно, очень легко представить себе судебное преследование представителей Запада, для того чтобы обеспечить «баланс».

Второй неизбежный недостаток предлагаемого суда состоит в том, что для глобального судебного института потребуется глобальная полиция и хотя бы зачаточное глобальное правительство, которые будут обеспечивать реальное исполнение судебных решений. Именно поэтому проект находит такую поддержку среди сторонников того, что сегодня называют «глобальным управлением». Эти же самые энтузиасты также, что совершенно неудивительно, явно не испытывают энтузиазма по поводу нынешней униполярной международной системы с Соединенными Штатами во главе. Они видят в новом суде возможность заставить американскую сверхдержаву и ее союзников отчитываться в своих действиях перед «судом» международного мнения. Столь примитивная антиамериканская направленность даже не маскируется. Когда Соединенные Штаты вместе с Израилем, Китаем, Ливией, Алжиром, Йеменом и Катаром остались в меньшинстве при голосовании в Риме по проекту устава суда (7 голосов против 120), в зале, как говорят, раздались бурные и продолжительные аплодисменты. Так активисты движения в защиту прав человека и иностранные дипломаты выразили свою радость при виде унижения Америки .

И все же это вовсе не означает, что последнее слово останется за сторонниками идеи международного суда. Фундаментальная проблема никуда не исчезает: в мире нет такого средства принуждения, которое смогло бы преодолеть противодействие суверенных государств, не говоря уже о сверхдержавах, решениям суда. Более того, отсутствие инструментов невозможно преодолеть с помощью еще одной грандиозной конференции, на которой верховодят сторонники глобального управления, и создания новых международных институтов. Отсутствие глобальной полиции и глобальных армий лишь отражает тот факт, что подобные структуры не вписываются в систему демократической законности. Глобального правительства не существует потому, что нет глобального «государства» нет глобальной политической индивидуальности, нет глобального общественного мнения. Таким образом, реализовать пожелания Генерального секретаря ООН (без всякого сомнения, искренние) можно только в одном случае: как ни парадоксально, для этого нужно подавить демократические инстинкты, не поддаваться демократическому давлению и полностью лишить демократию реального смысла.

Третья причина, по которой международный уголовный суд не может принести ничего, кроме проблем, заключается в том, что с увеличением своей эффективности он будет ограничивать возможности вмешательства Запада в чьих-либо дела. Администрация Клинтона допустила в дискуссии серьезный промах: она сначала поддержала принцип, а затем выступила против практики. Иными словами, расхвалив достоинства международного правосудия, США испугались - в какой-то мере из-за своевременного предупреждения сенатора Джесси Хелмса - и попытались ограничить возможности судебного преследования американских военнослужащих. Делегация США стала добиваться включения условия, предусматривающего обращение к Совету Безопасности ООН до того, как суд сможет приступить к расследованию конкретного конфликта. Это позволило бы Америке воспользоваться правом вето, хотя, надо думать, давление на нее в любом случае было бы значительным. Так или иначе, но другие делегации в Риме не были готовы принять такое условие. Таким образом, Америка оказалась в изоляции .

Подобное развитие событий чрезвычайно опасно. Любое более или менее серьезное международное вмешательство обречено на неудачу без прямого или косвенного участия США. Однако если американским политикам, официальным представителям или военнослужащим будет грозить арест или судебное преследование, Соединенные Штаты вряд ли захотят участвовать в операциях по предотвращению агрессии или геноцида. Поэтому деятельность суда может привести к тому, что число (пользуясь словами Генерального секретаря ООН) «невинных жертв далеких войн и конфликтов», находящихся под защитой правосудия, уменьшится, а не возрастет.

Что действительно удивляет, так это позиция Великобритании, которая находится в авангарде всего этого. Учитывая антиамериканский уклон суда и то, что Соединенные Штаты по прежнему внушают страх своим противникам, действия последних, по крайней мере в первый момент, скорее всего, будут направлены против государства, которое считается ближайшим союзником Америки. В числе первых здесь стоит Израиль, поскольку израильтяне полностью сознают смысл происходящего и, следовательно, противятся созданию суда. Однако на втором месте находится Великобритания. Робин Кук, находившийся в тот момент на посту министра иностранных дел Великобритании, отнесся к подобным разговорам крайне легкомысленно. «Этот суд, - заявил он в программе Бибиси «Ньюснайт» - создается не для того, чтобы расследовать деятельность премьер-министров Соединенного Королевства или президентов Соединенных Штатов» . Он, без сомнения, сделал бы исключение и для министров иностранных дел.

Такая самоуверенность, однако, может выйти гну Куку боком. Статья VIII, например, среди «военных преступлений» подпадающих под юрисдикцию суда, называет «агрессивные действия в отношении гражданского населения» и «агрессивные действия в отношении гражданских объектов». На месте гна Клинтона, Блэра, их советников и подчиненных я бы не поручилась за то, что ни одно из действий, предпринятых в ходе военных операций против Саддами Хусейна, Слободана Милошевича или Усамы бен Ладена, не дает повода для обвинений по вышеназванным основаниям. Поскольку, на мой взгляд, действия Запада против всех этих преступников полностью оправданны, меня очень тревожит возможность судебных интриг .

И последнее, почему я возражаю против создания международного уголовного суда, заключается в том, что он - всего лишь новейшее, хотя и очень яркое, проявление старой моды на интернационализацию правосудия на основе так называемого «обычного международного права» неизбежно ведущего к несправедливости. Задумаемся над тем, что произошло за последние годы. Джереми Рабкин замечает по этому поводу:

Освобожденному от традиционных якорей международному праву больше не нужна реальная практика… Международный закон о правах человека является продуктом не судебной практики, а международной конференции. Для его принятия достаточно лишь абстрактного провозглашения. К тому же это не обязательно должен делать высший государственный орган. Просто берутся высказывания дипломатов на конференциях, которые кажутся весомыми, затем они препарируются толкователями так, чтобы придать им еще больший вес… Быстро вырастает словесная конструкция, которую начинают считать элементом «обычного международного законодательства» .

Таким способом невозможно создать какой-либо закон. Это прямая дорога к недоразумениям, это неограниченные возможности для трактовки и необъективности. Именно это нам и принесет Международный уголовный суд, если мы не откажемся от идеи его создания. Тому, кто считает, что я преувеличиваю, рекомендую поразмыслить над делом сенатора Аугусто Пиночета Угарте, которому я отдала массу времени и сил на протяжении более чем пятисот дней, пока тот находился под арестом в Великобритании.

Наша первая встреча с генералом Пиночетом произошла уже после того, как он оставил пост президента Чили, однако косвенно мы стали соприкасаться задолго до этого, еще в 1982 году во время Фолклендской войны. Тогда Чили предоставляли нам жизненно важную помощь, без которой, я уверена, наши потери были бы значительно серьезнее.

Наибольшее значение имела разведывательная информация. Чилийские ВВС обеспечивали нам раннее предупреждение о воздушных налетах ВВС Аргентины. Лишь позже я узнала об одной печальной детали. Незадолго до окончания конфликта чилийскую радиолокационную станцию дальнего обнаружения пришлось отключить на сутки для технического обслуживания, все сроки которого давно прошли. Последствия были трагическими. В тот же день, во вторник 8 июня, аргентинские ВВС успешно атаковали и уничтожили десантные корабли Sir Galahad и Sir Tristram, что привело к тяжелым потерям.

Помощь британской армии осуществлялась по секретному распоряжению президента Пиночета. Конечно, чилийцы делали это не просто из-за традиционной симпатии к Великобритании, которая, надо заметить, действительно существовала и продолжает существовать. Аргентина, более сильный сосед Чили, в то время угрожала и им, поэтому в случае победы Великобритании выигрывала и чилийская военная хунта. Принимая решение об оказании помощи, президент Пиночет, однако, сильно рисковал: в конце концов, мы ведь могли и проиграть войну.

Моя признательность чилийскому президенту и стране в целом, несомненно, повлияла на мое поведение впоследствии, когда экс-президент Пиночет оказался в сложном положении. Мною, однако, двигали не только эмоции. В интересах страны необходимо сохранять верность своим союзникам. Государства в этом отношении очень похожи на людей. Если у вас репутация человека, который рассчитывает на доброжелательное отношение других, но не отвечает на него взаимностью, то доброжелательность иссякает. Держава средней величины с глобальными интересами, такая как Великобритания, особенно нуждается в добром отношении со стороны союзников в каждом регионе. Неопределенность намерений Аргентины в отношении Фолклендских островов, сохранявшаяся длительное время, наглядно подтверждает этот факт.

Пожалуй, стоит развеять еще одно заблуждение насчет моего отношения к сенатору (каковым он является в настоящий момент) Пиночету. Иногда говорят, что я отношусь безразлично к нарушениям прав человека, в которых обвиняют Пиночета, и поддерживаю его просто потому, что он много сделал для Великобритании во время Фолклендской войны. Не знаю, как бы я себя чувствовала, если бы считала, что он виноват в многочисленных преступлениях. На мой взгляд, его арест был ошибкой из-за того, как он был осуществлен, из-за того, как это сказалось на Великобритании и Чили, из-за того, что мы получили опасный прецедент. Так или иначе, меня никогда не мучила проблема выбора, поскольку, с одной стороны, я не уверена во всех обвинениях, а с другой - убеждена в том, что в результате действий генерала Пиночета Чили превратилась в ту свободную и процветающую страну, которую мы видим сегодня.

В рамках этой книги нет места для углубленного изучения деталей того, что происходило в Чили в 70х и 80x годах. Однако я вполне могу привести основные моменты из моего выступления на закрытой конференции Консервативной партии в Блэкпуле в среду 6 октября 1999 года. Суть обвинений в адрес генерала Пиночета я тогда выразила одной фразой: «Левые никак не могут простить Пиночету того, что он, совершенно определенно, спас Чили и помог спасти Южную Америку».

Кроме того, я попыталась беспристрастно проанализировать свидетельские показания, с тем чтобы создать по возможности более или менее связную картину - к моменту моего выступления я изучила множество деталей. Как открыто признал сам генерал Пиночет, во время военного переворота в сентябре 1973 года действительно имели место жестокости. Они случались и впоследствии. Мера ответственности за случившееся все же может быть установлена лишь в Чили, а не в Великобритании. Хотя Пиночет (с другими членами военной хунты) и находился во главе политического руководства, существует большая разница между политической и уголовной ответственностью, на которую просто не обращают внимания. Глава правительства должен нести значительную долю политической ответственности за все, что бы ни случилось, пока он находится у власти. Но это вовсе не означает, что он должен нести и уголовную ответственность за все, что делается с его санкции или без таковой, с его ведома или нет. Противоположная позиция, подчеркнула я в Блэкпуле, предполагает, что нынешний британский премьер-министр и министр внутренних дел должны нести уголовную ответственность за происходящее в тюрьмах и полицейских участках всего Соединенного Королевства и при необходимости могут быть выданы Испании, где будут держать за это ответ.

На самом деле, несмотря на наличие судебных атрибутов, процесс против сенатора Пиночета в Великобритании был политическим. Именно поэтому он требовал, как минимум отчасти, политического ответа. Я напомнила присутствующим о реальных и удивительных достижениях правительства Пиночета, которое превратило Чили из страны хаотичного коллективизма в образцовое для Латинской Америки экономически развитое государство с приличным жильем для граждан, хорошим медицинским обслуживанием, низкой детской смертностью, растущей продолжительностью жизни и эффективными программами борьбы с бедностью. В качестве противовеса разговорам о «диктатуре» Пиночета я привела тот факт, что именно он ввел конституцию, обеспечившую возврат демократии; именно он провел референдум по вопросу своего дальнейшего пребывания у власти; именно он, чуть-чуть уступив по количеству набранных голосов, с уважением отнесся к результату и передал власть избранному преемнику .

Эти доводы в пользу положительной оценки деятельности президента Пиночета я считаю убедительными. Не менее убедительны и доводы, лежащие в основе отрицательной оценки отношения к нему в Великобритании с политической и юридической точек зрения.

Из наиболее заметных моментов этого исключительного и позорного дела, моментов, которые имеют зловещий смысл для будущего, я приведу следующие:

1. Сенатор Пиночет прибыл в Великобританию по дипломатическому паспорту как специальный представитель своей страны.

2. Никто вплоть до момента ареста в лондонской клинике около полуночи в пятницу 16 октября 1998 года ни словом не обмолвился о той опасности, которая ему грозила; более того, Министерство иностранных дел сознательно ввело чилийское посольство в заблуждение насчет предстоящего ареста.

3. Ордер, по которому арестовали сенатора Пиночета, был, как позднее подтвердил суд, незаконным. По этому ордеру его незаконно держали под арестом шесть дней.

4. Британская служба уголовного преследования тем временем сотрудничала с испанской прокуратурой, которая выдала первый ордер на арест, с тем чтобы получить новый.

5. Испанская прокуратура первоначально выдвинула настолько абсурдное обвинение против сенатора Пиночета, что от него пришлось быстро отказаться. Пиночета, в частности, обвинили в «геноциде».

6. Британский окружной суд единодушно определил, что сенатор, как бывший руководитель государства, пользуется иммунитетом. Однако при рассмотрении апелляции лорды-судьи подавляющим числом голосов постановили, что у него нет никакого иммунитета. Когда один из этих судей не смог подтвердить отсутствие своей заинтересованности в исходе дела, впервые в истории решение лордов было аннулировано. Во время повторного рассмотрения дела лорды-судьи пришли к совершенно другому выводу: они решили, что у сенатора Пиночета действительно был иммунитет, но только до момента принятия Великобританией в 1988 году Конвенции по предупреждению пыток.

7. Это решение, наделившее Конвенцию новым качеством, которого прежде у нее не было, а именно правом отменять суверенный иммунитет, оставило лишь одно из выдвинутых против сенатора Пиночета обвинений, приемлемое для британской прокуратуры, - нет, не применение пыток (как можно было подумать), а жестокость со стороны полиции.

8. Чтобы не останавливаться на полпути, испанская прокуратура почти сразу же отправила в Великобританию факсом дополнительные обвинения, предоставленные «правозащитными» организациями, изучать которые в деталях у Пиночета не было ни времени, ни желания.

9. Ни на одном этапе судопроизводства британские суды не рассматривали свидетельские показания и не предоставляли слова сенатору Пиночету, поскольку в соответствии с положениями Закона об экстрадиции 1989 года, который был введен в британское законодательство на основании Европейской конвенции по экстрадиции, слушание дела могло проводиться только в Испании.

10. Вероятность беспристрастного рассмотрения дела сенатора в Испании была минимальной, в немалой мере и за того, что многим из тех, кто мог свидетельствовать в его пользу, на территории Испании грозил арест. После принятия лордами судьями решения от 24 марта 1999 года ни одно из обвинений, по которым сенатор Пиночет подлежал экстрадиции в Испанию, не было связано с испанцами. Все вменяемые ему преступления совершались чилийцами против чилийцев на территории Чили. Тем не менее испанский суд настаивал на «подведомственности)) ему этих правонарушений.

Как известно, в результате напряжения, обусловленного арестом, состояние здоровья Пиночета ухудшилось. Накануне ареста он побывал в гостях у меня дома. Позже я два раза навещала его в небольшом арендованном доме в поместье Уэнтуорт неподалеку от Лондона. Пиночет находился под усиленной охраной, и первое время ему даже не разрешалось выходить на лужайку перед домом. Поэтому я могу с полным основанием говорить о том, как отразилось на нем это испытание.

Должна также отметить, что никогда раньше я не видела его таким ожесточенным. Он обвинял во всем лейбористское правительство Великобритании, однако неизменно добавлял, что о государстве нельзя судить по его политикам. Его поведение было очень достойным.

Поскольку сенатор Пиночет по состоянию здоровья не мог предстать перед судом, ему в конце концов позволили вернуться в Чили. Когда чилийский самолет уже стоял на взлетной полосе, я привезла Пиночету в подарок серебряное блюдо с изображением разгрома испанской армады. Понятно, что чилийцы намного лучше знают собственную историю сражений с Испанией, чем нашу, поэтому я приложила к подарку записку с пояснением. В ней было написано следующее:

Надеюсь, что к тому моменту, когда Вы будете читать это письмо, Ваш самолет будет уже на пути к Чили. Ваш арест в Великобритании - величайшая несправедливость, которая никогда не должна была случиться. С Вашим возвращением в Чили попытки Испании вернуться к судебному колониализму получат решительный и, уверена, окончательный отпор. В ознаменование этого посылаю Вам серебряное блюдо с изображением разгрома испанской армады. Такие блюда стали делать в Англии в честь другой победы над Испанией - победы нашего флота над испанской армадой в 1588 году. Не сомневаюсь, что Вы оцените этот символ по достоинству!

Меня позабавило то, что испанцы, которые все еще страдают от комплекса неполноценности по поводу армады, пришли в ярость от моего подарка, а министра иностранных дел Испании чуть не хватил удар. Я, очевидно, попала в точку.

В Чили сенатор Пиночет еще какое-то время подвергался, на мой взгляд, больше политическому, чем судебному преследованию, хотя я и не могу судить об истинном положении вещей. Надеюсь, здравый смысл и сострадание к настоящему моменту взяли верх. Несмотря на темные стороны тех лет, чилийцы должны благодарить сенатора Пиночета за многое. И мне кажется, что большинство из них знает об этом.

Активисты движения в защиту прав человека и политики левого толка правы в одном: дело против Пиночета будет иметь очень широкие последствия. Первые его результаты уже видны. Достаточно посмотреть на то, как участились попытки использовать механизм международного правосудия для создания угроз или помех действующим и бывшим государственным деятелям .

Мы фактически вошли в эру ниспровержения того базиса, на основе которого национальные государства традиционно вели свои дела. Постоянным нападкам на концепцию суверенного иммунитета может радоваться лишь тот, кто уверен, что никогда не окажется на месте высших должных лиц государства и ему не придется исполнять приказы государства в критической ситуации. Лидерам групп поддержки следовало бы запомнить, что по сути своей суверенный иммунитет направлен не на то, чтобы защищать государственных деятелей, совершивших серьезные преступления; он ограждает тех, кто санкционирует или осуществляет спорные действия, от политически инспирированных обвинений в судах недружественных иностранных государств. В результате отмены или ослабления такого иммунитета руководители станут с большой неохотой идти на трудные решения, особенно те, которые вызывают ярость организованного международного левого движения. Конвенция по предупреждению пыток, положения которой были истолкованы государственными обвинителями и судьями таким образом, чтобы они позволили арестовать сенатора Пиночета, может быть с успехом использована и во многих других случаях. В 1999 году организация «Международная амнистия» заявила, например, что пытки или жестокости со стороны служб безопасности, полиции и других органов государства отмечались в 132 странах, включая Францию, Испанию и Бельгию .

Не меньше беспокоит и то, что дело против Пиночета продемонстрировало, насколько беспринципными становятся судебные и политические структуры при появлении возможности использовать международное право в своих целях. Конечно, эти люди видят себя совсем в ином свете. Они полагают, что борются за улучшение мира. Именно это и делает их столь опасными. Энтузиасты левого толка легко отказываются от осуществления надлежащих процедур и от базовых понятий справедливости, когда считают, что это сойдет им с рук. С их точки зрения, результат всегда оправдывает средства. Так действовали их предшественники, которые создали Гулаг.

Нам нужно действовать срочно, если мы не хотим допустить полного разрушения того, что традиционно считалось законностью. Мы должны доказывать, начиная с самых основ, преимущество национального правосудия перед международным.

В Великобритании нам необходимо сделать следующее:

Изменить закон об экстрадиции таким образом, чтобы, используя слова американской конституции, «полное доверие и уважение» не распространялось автоматически на запросы судов таких стран (как, например, Испания в случае с делом против сенатора Пиночета), где беспристрастное разбирательство не может быть гарантировано ;

Тщательно продумать и принять закон о суверенном иммунитете и исходить из него, а не из решения судей, опирающихся на туманное обычное международное право;

В свете судебных решений о применении Конвенции по предупреждению пыток выяснить, какие еще международные конвенции могут создавать неприемлемые риски в процессе ведения наших дел.

Полностью отказаться от взаимоотношений с Международным уголовным судом и оказать максимальное давление на остальных, с тем чтобы и они поступили так же;

Использовать все свое влияние, для того чтобы не допустить новых попыток урезать суверенный иммунитет или распространить всеобщую юрисдикцию на вопросы, которые должны решаться демократическим путем и национальными судами.

Думаю, не стоит удивляться тому, что в значительной мере дело Пиночета обязано своими осложнениями Европе, а конкретнее - Европейской конвенции об экстрадиции. Я занимала пост премьер-министра, когда был принят Закон об экстрадиции 1989 года. Его принятие должно было позволить Великобритании ратифицировать Конвенцию. Это предполагало отказ от положения, в соответствии с которым государство, обратившееся с просьбой об экстрадиции, должно было предоставить «достаточные доказательства» т. е. предъявить улики, минимально необходимые для возбуждения дела против подозреваемого, если бы вменяемое ему преступление было совершено в Соединенном Королевстве. Пойти на такое решение пришлось под давлением со стороны других европейских государств, которым, как утверждалось, добиваться экстрадиции мешали технические сложности соблюдения правила «достаточных доказательств» а это, в свою очередь, означало, что и мы не могли рассчитывать на их сотрудничество в случае обращения с просьбой о выдаче подозреваемых британскому правосудию. Как я уже отмечала, сегодня совершенно ясно: надеяться на то, что суды всех европейских стран примут наши стандарты, было ошибкой.

Вместе с тем нужно учитывать не только европейский аспект. Европейская конвенция об экстрадиции 1957 года была инициативой Совета Европы, а не Европейского союза. Поэтому вместо «еще более сплоченного союза» как сказано в Римского договоре, в преамбуле Конвенции мы находим гораздо менее амбициозную задачу «усиления единства между членами [Совета]». Так или иначе, сегодня институты и Совета Европы, и Европейского союза имеют в значительной мере схожую повестку дня, а это - наступление наднационализма на национальный суверенитет. Как следствие, есть все основания связать в одно целое две последние «европейский» инициативы, которые выдвинуло нынешнее британское правительство.

Первая - это включение положений Европейской конвенции о защите прав человека в британское законодательство через принятие Закона о правах человека. Европейская конвенция о защите прав человека 1950 года обязывала государства континентальной Европы уважать права человека, что в Соединенных Штатах и Великобритании считалось само собой разумеющимся на протяжении столетий. Этот факт, о котором британские политики в то время и впоследствии дипломатично умалчивали, обязательно следует учитывать при анализе воздействия Европейской конвенции о защите прав человека на британское законодательство. Некое новое фундаментальное декларирование прав понадобилось лишь потому, что закрепленные на бумаге конституции европейских стран оказались неспособными гарантировать свободы личности столь же эффективно, как и неписаная конституция Соединенного Королевства. В том, что Великобритания решила включить Европейскую конвенцию о защите прав человека в свое национальное законодательство и, таким образом, впервые дать нам нечто, равносильное писаной конституции, видится глубокая ирония. Кроме того, это свидетельствует о путанице в мыслях.

И в Соединенных Штатах, и в государствах материковой Европы писаные конституции обладают одним серьезным недостатком. Они оставляют возможность судьям принимать решения, которые в норме должны приниматься демократически избранными политиками. Как минимум, это ведет к неопределенности границ действия законодательства. В худшем варианте это может привести к тому, что судьи начнут выполнять функции верховной власти. При этом политизация правосудия становится почти неизбежной. В конце концов политики, как, например, в Соединенных Штатах, добиваются права утверждать или отвергать кандидатуры судей, которые обладают столь огромной властью. Действительно, как только политизация правосудия достигнет определенного уровня, появляется необходимость политического утверждения, которое в определенной мере возвращает власть обратно в руки представителей народа. Поскольку я предпочитаю традиционную британскую процедуру назначения судей вместе с традиционными ограничениями судебной власти, на мой взгляд, включение Европейской конвенции о защите прав человека в наше законодательство окажется серьезной ошибкой.

Нельзя сбрасывать со счетов и собственные недостатки Конвенции. Утверждение о том, что сам подход континентальных европейцев к правам и законам кардинально отличается от нашего, - вовсе не ура-патриотизм. В процессе развития свободы в Великобритании на возможности правительства использовать принуждение были наложены четкие ограничения: мы можем делать все, что прямо не запрещено законом. В европейском же понимании под правами обычно подразумеваются так называемые «реальные» права, гарантированные государством.

Европейские судьи также намного более склонны к широкому толкованию законодательных актов и выводам, которые идут вразрез с намерениями законодателей и тех, кто их выбрал. В последние годы - т. е. еще до изменения британского законодательства - Европейский суд по правам человека (который слушает дела о нарушениях Конвенции) нередко принимал такие решения, которые с точки зрения многих в Великобритании были невразумительными или просто неправильными. Например, в 1995 году суд постановил, что британские специальные подразделения в 1988 году (когда я была премьер-министром) нарушили права террористов из ИРА, так как те были убиты до того, как успели совершить задуманный ими террористический акт в Гибралтаре.

В 1996 году суд решил, что министр внутренних дел, наделенный властью парламентским актом, не имеет права определять, как долго несовершеннолетние преступники, задержанные «до тех пор, пока будет угодно Ее Величеству» , могут содержаться в тюрьме. В 1999 году суд вынес постановление против давнего запрета на службу гомосексуалистов в вооруженных силах. А в мае 2000 года он обязал Великобританию выплатить по 10 тысяч фунтов стерлингов семьям десяти террористов из ИРА, убитых силами безопасности в Северной Ирландии.

Включение Европейской конвенции о защите прав человека в законодательство Великобритании приведет к тому, что подобный непредсказуемый активизм будет поощряться и в британских судах. Несмотря на отрицание того, что Закон о правах человека подрывает парламентскую независимость, на деле именно так оно и будет. Суды получат право издавать «заявления о несоответствию» в тех случаях, когда они усмотрят противоречие закона Европейской конвенции о защите прав человека. Теоретически законодательство остается таким же, как и прежде; однако на практике «ускоренная» процедура, дающая правительству возможность вносить поправки без предварительного обсуждения их правомерности, позволит очень быстро модифицировать законы. Вряд ли какое правительство, не говоря уже о нынешнем британском, откажется от возможности привести таким образом закон в соответствие с постановлением суда.

Изменения, вероятнее всего, затронут самые разные сферы. Порядок задержания и обыска подозреваемых полицией, правила освобождения из-под ареста под залог, процедуры вынесения пожизненных приговоров, условия содержания в тюрьмах, деятельность военных трибуналов и воинская дисциплина - наиболее очевидные их объекты. Но дестабилизирующее влияние попыток применения новых норм может оказаться еще серьезнее. Школы, больницы и охранные компании уже забеспокоились о возможном влиянии на них новшеств. Оправданны ли подобные опасения? Это выяснится очень скоро. Однако, принимая во внимание сочетание общей направленности судебного вмешательства, растущего сутяжничества и чрезвычайно сильного лоббирования со стороны влиятельных неправительственных организаций, причины для беспокойства более чем оправданны.

Срочный анализ состояния национальной безопасности, проведенный после атаки террористов на Америку 11 сентября, высветил, или, что, пожалуй, точнее, более четко обозначил другую проблему, связанную с Европейской конвенцией и Законом о правах человека. Существующий в Великобритании порядок чрезвычайно осложнил экстрадицию или депортацию предполагаемых террористов, особенно в Америку. А скандальное злоупотребление процедурами предоставления убежища сделало почти невозможной проверку лиц, приехавших в страну. Это вполне может послужить прикрытием для опасных личностей, деятельность которых направлена против наших интересов или интересов наших союзников .

Справедливости ради следует отметить, что на тему о том, как исправить положение, ведется немало дискуссий. Однако все без исключения законодательные инициативы в той или иной мере наталкиваются на суды - либо британские, либо на Европейский суд по правам человека. В целом необходимо восстановить базовый принцип, в соответствии с которым правительство наделяется полномочиями, позволяющими быстро принимать соответствующие меры, когда национальная безопасность оказывается под угрозой. Как минимум, положения Закона о правах человека не должны распространяться на те случаи задержания, депортации и предоставления убежища, которые затрагивают национальные интересы .

Словно решив, что неопределенностей, связанных с Европейской конвенцией и Законом о правах человека, недостаточно, Европейский союз ввел еще один, пока еще туманный, элемент в виде так называемой Хартии фундаментальных прав. Думается, даже у преданного евро-энтузиаста возникает вопрос, зачем это Европейскому союзу с Европейским судом (в Люксембурге) понадобилось дублировать Европейскую конвенцию и Европейский суд по правам человека (в Страсбурге).

Британское правительство заявило, что Хартия - чисто декларативный документ. Один из министров даже предположил, что «люди будут брать его с собой в Европейский суд, как берут журнал Beano или газету Sun» . Однако становится не до шуток, когда на фоне того, что произошло во взаимоотношениях Великобритании и Европы за последние годы, начинаешь задумываться, не превратятся ли подобные инициативы в вехи на пути создания европейского сверх государства. Вряд ли те, кто проталкивает Хартию, особенно французы, стали бы тратить на нее столько времени и сил, если бы она была лишь элементом возвышенной риторики. Их целью, до полной реализации которой может пройти несколько лет, является превращение Хартии в Конституцию Европы .

Помимо прочего, чем, собственно, и объясняется заинтересованность наших французских друзей, такая Конституция должна под прикрытием обеспечения «социальных прав» лишить Великобританию всех преимуществ, которые ей дает более свободный рынок, менее жесткое государственное регулирование и более низкий уровень государственных расходов. Стоит лишь назвать некоторые из этих прав и немного поразмыслить над тем, как их могут интерпретировать сторонники экспансии и активисты Европейского суда, чтобы понять, к чему это может привести.

Каждый имеет право на работу в условиях, которые обеспечивают охрану его здоровья, безопасность и уважение достоинства (Статья 31).

Кто, спрашивается, будет определять, какие рабочие условия обеспечивают «уважение достоинства»?

Для молодых людей условия работы должны устанавливаться в соответствии с их возрастом, они должны быть защищены от экономической эксплуатации и любой работы, которая может… помешать получению образования (Статья 32).

Кто определит, что конкретно понимается под «эксплуатацией»? Кроме того, совмещение работы и образования всегда, в любом возрасте требует определенного компромисса.

Политика и деятельность профсоюзов должны обеспечивать высокий уровень охраны здоровья человека (Статья 35).

Что значит «высокий»?

Политика профсоюзов должна обеспечивать высокий уровень защиты потребителя (Статья 38).

Опять, что значит «высокий»?

Действительно, можно просто читать текст Хартии фундаментальных прав Европейского союза и искренне восторгаться каждой ее статьей. Однако опыт подсказывает, что за общими фразами кроются определенные цель и философия. Цель заключается в подчинении суверенных государств, демократических процедур принятия решения и национального законодательства международным институтам и группам давления. А в философии, прикрывающейся зонтиком «прав человека» явно угадываются традиционные левые взгляды, приспособленные к новым условиям. Этот факт настолько очевиден, что не видеть его могут лишь большие притворщики. Конечно, чтобы доказать что-либо, недостаточно просто высказать мнение. С другой стороны, было бы чрезвычайно наивно не замечать того, что сегодняшние проповедники и проводники «прав человека» практически все без исключения принадлежат к определенному политическому лагерю.

Взять хотя бы такой факт. Вскоре после ареста Аугусто Пиночета, этой ненавистной для левых фигуры, испанский суд потребовал также выдачи международного ордера на арест героя левых, Фиделя Кастро, по обвинению в убийстве 51 европейца и американца (в том числе и пяти испанцев). Запрос был решительно отвергнут. Это при том, что число людей, ответственность за гибель которых лежит на Кастро, значительно превосходит число жертв, приписываемых Чилийской комиссией по установлению истины и примирению Пиночету: от 15 до 17 тысяч кубинцев были расстреляны по указанию Кастро, а еще тысячи погибли, пытаясь покинуть остров, тогда как за все время правления Пиночета погибло 2279 человек (включая служащих сил безопасности) . Хотя у Кастро в данный момент и имеется возможность претендовать на суверенный иммунитет, он был вовсе не президентом, а лишь Выдающимся Революционным Лидером, когда совершались самые страшные злодеяния, что, несомненно, могло бы дать пищу для размышлений любому беспристрастному судье. Ну разве не символично, что именно представитель правых Пиночет, а вовсе не левых - Кастро - оказался на скамье подсудимых? В этом и заключается смысл всех сегодняшних «прав человека»

Консерваторы всего мира Должны начать контрнаступление против бригады Новых Левых, идущих под флагом прав человека, с той же энергией, с которой мы прежде боролись со Старыми Левыми.

Что касается Великобритании, то здесь нам необходимо сделать следующее:

немедленно законодательно ограничить вредоносное воздействие Закона о правах человека;

Предоставить уведомление о намерении денонсировать Конвенцию через шесть месяцев, с тем чтобы лишить Европейский суд по правам человека возможности безответственно влиять на наше законодательство и демократические процедуры принятия решений;

Противодействовать любым попыткам навязать нам положения Хартии фундаментальных прав Европейского союза, хотя это, как я покажу ниже, должно осуществляться в контексте более серьезных изменений в отношениях Великобритании с Европейским союзом.

Примечания:

Искусство и ремесло в определенном смысле синонимы. Однако последнее имеет более практический смысл, обозначая скорее деятельность, а не искусство влиять на образ мыслей; стратегию, а не умение действовать в своих интересах. Сплошь и рядом ремесло управления государством оборачивается просто политическим действом (нередко нашим собственным), которое мы, политики, санкционируем.

Такими знаниями обладает Генри Киссинджер, судя по его научной работе «Дипломатия» (Diplomacy.New York: Simon and Schuster, 1994). В ее вводной части д-р Киссинджер прослеживает развитие ремесла управления государством с XVII в.

Эти примеры заимствованы из книги Пола Джонсона «Нынешние времена» (Modern Times, London, 1992, рр. 275–276).

Роберт Конквест. Научная общественность и советский миф (Academe and the Soviet Mith, The National Interest, spring 1993).

Под общепризнанной нормой международного права следует понимать правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного.

К общепризнанным принципам международного права, в частности, относятся принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств.

Под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо.

Финансовое планирование на предприятиях

Стратегическое планирование является исходным пунктом всей системы планирования на предприятиях, предусматривает разработку главных целей и основных способов их достижения.

Стратегические мероприятия оцениваются в денежной форме. Полученная сумма представляет собой тот необходимый объем инвестиций, который необходимо вложить в предприятие для выполнения стратегических целей.

Стратегические мероприятия подразделяются на инвестиционные проекты. Для каждого инвестиционного проекта необходимо составить бизнес-план, который покажет окупаемость инвестиций. В некоторых случаях на предприятии может быть не несколько, а всего один проект и соответственно один бизнес-план. После составления бизнес-планов стратегические мероприятия ранжируются по своей эффективности. Те проекты, которые быстрее окупаются и (или) имеют более высокие показатели рентабельности и ликвидности, внедряются в первую очередь.

В зависимости от типа источников финансирования бизнес-планы могут быть двух видов: для внешнего инвестора и внутренний.

Бизнес-план для внешнего инвестора, которым может быть коммерческий банк, инвестиционная компания, любое физическое или юридическое лицо, должен состоять из следующих разделов: 1.Характеристика предприятия. 2 План маркетинга. 3 План производства. 4 Финансовый план.

Бюджет предприятия, именуемый основным или общим, включает в себя два раздела: первый - операционный бюджет; второй - финансовый бюджет.

Результатом операционного бюджета является бюджет прибыли (убытков) предприятия. Финансовый бюджет включает в себя инвестиционный бюджет, бюджет потока денежных средств, бюджетный баланс.

Следует отметить, что успех предприятия в полной мере будет зависеть не только от того, будет ли внедрена система финансового планирования, а еще и от правильного соблюдения сроков планирования.

Содержание указанных принципов и норм международного права может раскрываться, в частности, в документах Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений.(см. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. N 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»).

Это императивные нормы, обладающие высшей юридической силой по отношению ко всем остальным нормам системы международного права;

Как исключение из общих правил действия международно-правовых норм во времени они имеют обратную силу, что позволяет им воздействовать на любую норму, возникающую ранее самого принципа, вплоть до ее отмены и непризнания связанных с ней последствий;

Только деяния, нарушающие принципы международного права, рассматриваются как международные преступления. При этом к нарушителям возможно применение таких мер воздействия от имени сообщества государств, которые перечислены в статьях 5, 6, 40-47 Устава ООН, они включают разрыв экономических, дипломатических и иных отношений, вплоть до применения вооруженной силы;

Они могут быть правовой основой для регулирования международных отношений при отсутствии прямого регулирования.

В общем виде основные принципы международного права закреплены в Уставе ООН и детализируются рядом международно-правовых актов, прежде всего Декларацией о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН от 24 октября 1970 г., Заключительным актом от 1 августа 1975 г., Парижской хартией для новой Европы 1990 г.и др.

К числу основных принципов международного права относятся: принцип суверенного равенства государств; принцип неприменения силы и угрозы силой; принцип нерушимости государственных границ; принцип территориальной целостности государств; принцип мирного разрешения международных споров; принцип невмешательства во внутренние дела государств; принцип всеобщего уважения прав человека; принцип равноправия и самоопределения наций и народов; принцип сотрудничества государств; принцип добросовестного выполнения международных обязательств.

Как послеуставные (новейшие) принципы международного права сформировались: принцип всеобщего и полного разоружения под эффективным международным контролем и принцип международной защиты окружающей среды.

Субъект международного права – это носитель международных прав и обязанностей, возникающих в соответствии с общепризнанными нормами международного права либо положениями международно-правовых актов.

Условно различают первичные и производные субъекты международного права. К первичным относят прежде всего государства и в некоторых случаях народы и нации. Производные субъекты международного права создаются первичными. Объем их международной правоспособности зависит от воли и намерения их создателей. Это могут быть межправительственные организации либо государственно-подобные образования типа вольных городов. Особыми субъектами международного права следует считать индивидов.

Так как международное право создается прежде всего государствами и регулирует преимущественно межгосударственные отношения, то государства выступают как основные субъекты международного права.

Право на самоопределение признается международным сообществом за всем нациями и народами, но не каждая нация или народ могут рассматриваться как субъект международного права. Лишь нация или народ, борющиеся за освобождение и создавшие определенные властные структуры, объединенные единым центром, способным выступать от имени нации или народа в межгосударственных отношениях, могут претендовать на статус субъекта международного права.

В настоящее время государственно-подобными образованиями со специальным международно-правовым статусом являются Ватикан (Святейший престол) как официальный центр Римско-католической церкви и Мальтийский орден как официальное религиозное формирование с международно-признанными благотворительными функциями. Их административные резиденции находятся в Риме. Ватикан и Мальтийский орден поддерживают дипломатические отношения со многими государствами мира.

Международные межправительственные организации являются субъектами международного права прежде всего потому, что государства согласились наделить их соответствующими правами и обязанностями, которые четко определены в учредительных актах (уставах, статутах, договорах, конвенциях и др.) и полностью соответствуют основным принципам международного права – ООН, ЮНЕСКО – Организация Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры, СНГ (Содружество Независимых Государств), Совет Европы, Европейский союз, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) и др.

Проблема признания индивида субъектом международного права является дискуссионной. Вместе с тем, право на обращение отдельных лиц в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека сегодня признается как международно-правовыми актами (факультативный протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года и 11 протоколов к ней…), так и Конституцией РФ.

Международно-правовая ответственность – это неблагоприятные юридические последствия, наступающие для субъекта международного права, нарушившего действующие нормы международного права и свои международные обязательства.

Основанием международно-правовой ответственности субъекта международного права является совершение им международного правонарушения.

Международное правонарушение – это противоправное поведение (действие или бездействие) субъекта международного права, в результате которого нарушаются нормы международного права и международные обязательства этого субъекта и наносится другому субъекту или международному сообществу в целом ущерб материального или нематериально характера (например, акты агрессии, нарушение обязательств по договорам и др.).

В зависимости от степени опасности все международные правонарушения можно разделить на три большие группы: международные преступления; уголовные преступления международного характера; международные деликты.

Международное преступление – то особо опасное международное правонарушение, посягающее на жизненно важные интересы всего международного сообщества, грубо попирающее основные принципы международного права, представляющее угрозу международному миру и безопасности и всему человечеству. К числу международных преступлений относятся агрессия, геноцид, апартеид, колониализм, военные преступления, преступления против мира и человечности.

Уголовное преступление международного характера – это деяние, имеющее международно-общественную значимость, посягающее на интересы нескольких, многих или всех государств (например, международный терроризм, незаконный оборот наркотических и психотропных веществ и др.).

Международные деликты – это противоправные действия, наносящие ущерб ограниченному кругу субъектов международного права (например, отдельному государству).

Общая концепция ответственности государств такова, что государство несет ответственность за действия всех своих органов (независимо от принадлежности к законодательной, исполнительной, судебной или иной конституционной власти), а также за действия отдельных официальных лиц, осуществляющих прерогативы государственной власти, и за непринятие необходимых мер против правонарушений со стороны находящихся под его юрисдикцией лиц.

Государства и другие субъекты международного права несут политическую и материальную ответственность, а физические лица – международную уголовную ответственность.

Международное право исходит из неприменения срока давности к международным преступлениям. Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества 1968 г. указывает, что представители государственных властей и частные лица, виновные в совершении указанных преступлений и соучастии в них, несут ответственность независимо о времени совершения преступления.

В ходе сотрудничества государств в области экономики, культуры, науки и т.д. складываются отношения как между самими государствами, так и между организациями, фирмами, гражданами. Последние составляют сферу действия международного частного права.

Международное частное право (МЧП) - совокупность норм внутригосударственного законодательства, международных договоров и обычаев, которые регулируют гражданско-правовые, трудовые и иные отношения, осложнённые иностранным элементом.

Очевидна тесная связь международного частного права с международным общим (публичным) правом, которое служит той же цели, а именно созданию правовых условий для развития международного сотрудничества.

Вместе с тем по содержанию международное публичное право это отношения общеполитического характера, в том время как международное частное право это отношения имущественного и тесно с ними связанные отношения неимущественного характера. К ним относятся прежде всего отношения в области внешней торговли (сделки между фирмами и физическими лицами разных государств), научно-технического сотрудничества, брачно-семейные отношения, трудовые отношения и т.д.

Основные отличия международного публичного права от международного частного права:

В предмете правового регулирования: в международном публичном праве основное место отведено политическим взаимоотношениям государств, а экономические отношения выделены в отдельную отрасль международного экономического права; международное частное право регулирует особую группу гражданско-правовых отношений, которые имеют международный характер.

В субъектах: в международном публичном праве основным субъектом правоотношений выступает государство, а в МЧП - традиционный субъект национального гражданского права государства.

В основных источниках: для международного публичного права основным источником являются международные договоры и обычаи, а для международного частного права - законодательство государств, судебная и арбитражная практика.

Предметом правового регулирования международного частного права являются гражданско-правовые отношения, но осложненные иностранным (международным) элементом, в результате чего всегда возникает вопрос, право какого государства надлежит применять.

Международные судебные инстанции:

Международный суд ООН в Гааге

Международный суд ООН (официально, согласно Уставу ООН - Международный Суд, (англ. International Court of Justice, фр. Cour internationale de Justice) - один из шести главных органов Организации Объединённых Наций, учреждённый Уставом ООН для достижения одной из главных целей ООН «проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права, улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира». Суд функционирует в соответствии со Статутом, который является частью Устава ООН, и своим Регламентом.

Международный уголовный суд в Гааге

Международный уголовный суд (МУС) - первый постоянный правовой институт, в компетенцию которого входит преследование лиц, ответственных за геноцид, военные преступления и преступления против человечности. Учреждён на основе Римского статута, принятого в 1998 году. Существует с июля 2002 года. В отличие от других международных и смешанных уголовных судов, МУС является постоянным учреждением. В его компетенцию входят преступления, совершённые после вступления Римского статута в силу. Резиденция - Гаага, однако по желанию Суда заседания могут проходить в любом месте. Международный уголовный суд не следует путать с Международным судом ООН, который также заседает в Гааге, но имеет иную компетенцию. МУС не входит в официальные структуры Организации Объединённых Наций, хотя может возбуждать дела по представлению Совета Безопасности ООН.

Международный трибунал по бывшей Югославии в Гааге

Междунаро́дный трибуна́л по бы́вшей Югосла́вии (МТБЮ) - структура ООН, созданная для восстановления справедливости в отношении жертв военных преступлений и преступлений против человечности, совершённых во время войн в Югославии в 1991-2001 годах, и наказания виновных в этих преступлениях. Находится в Гааге. Полное название - «Международный трибунал для судебного преследования лиц, ответственных за серьёзные нарушения международного гуманитарного права, совершённых на территории бывшей Югославии с 1991 года».

Международный арбитражный суд в Гааге

Постоянная палата третейского суда (ППТС) - (англ. Permanent Court of Arbitration, PCA) - международный арбитражный суд, расположенный в Гааге, Нидерланды. Учрежден в 1899 по решению первой Гаагской мирной конференции и является старейшей организацией для разрешения международных споров. Расположен во Дворце мира, специально построенного в Гааге в 1913 на пожертвование Эндрю Карнеги. Членами суда являются более 100 стран. Суд принимает к рассмотрению как иски по межгосударственным спорам, так и иски частных организаций, имеющие международный характер. В отсутствие заблаговременного соглашения об ином ППТС может рассмотреть дело только с согласия всех спорящих сторон.

Европейский суд по правам человека в Страсбурге

Европейский суд по правам человека (англ. European Court of Human Rights, фр. Cour européenne des droits de l’homme) - международный орган, юрисдикция которого распространяется на все государства-члены Совета Европы, ратифицировавшие Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, и включает все вопросы, относящиеся к толкованию и применению Конвенции, включая межгосударственные дела и жалобы отдельных лиц. Его защита распространяется на граждан России с 5 мая 1998 года.

Конституционный Суд РФ посетила делегация Суда Европейского Союза во главе с его Председателем Василиосом Скурисом

5 апреля 2012 года в ходе официального визита в Россию делегация Суда Европейского Союза в составе Председателя Суда Василиоса Скуриса, судей и генеральных адвокатов Суда встретилась с судьями Конституционного Суда Российской Федерации в Санкт-Петербурге.

Европейские коллеги рассказали о компетенции Суда ЕС, о недавно рассмотренных им делах, а также о взаимодействии с национальными и международными судами. Господин Скурис отметил, что, по мере углубления европейской интеграции, Суд ЕС приобретает всё больше черт, присущих органу конституционного контроля. По его словам, одновременно более активным становится и взаимодействие с национальными конституционными судами.

Большой интерес представителей суда Евросоюза вызвал опыт Конституционного Суда РФ по применению международно-правовых норм и взаимодействию с Европейским Судом по правам человека. Российские судьи подробно ответили на вопросы своих европейских коллег.

Суд Европейского Союза (до 2009 г. – Суд Европейских Сообществ) был учрежден на заре европейской интеграции – в декабре 1952 года. Он уполномочен давать заключения о законности актов Евросоюза, выносить решения о соблюдении государствами-членами ЕС своих обязательств, а также давать толкование норм европейского права по запросам национальных судов. В состав Суда ЕС входит по одному судье от каждого из 27 государств-членов, назначаемых на 6-летний срок. Содействие судьям в их работе оказывают 8 генеральных адвокатов, которые исследуют материалы дела и представляют Суду мотивированные заключения и проекты решений. Местопребывание Суда ЕС - Люксембург.

См. Правоведение. Учебник для вузов /П 68 СПб.: ООО «Ид ПРАВО», 2010.-608 с. С.550

Информатика - это комплексная, техническая наука, которая систематизирует приемы создания, сохранения, воспроизведения, обработки и передачи данных средствами вычислительной техники, а также принципы функционирования этих средств и методы управления ними. Термин "информатика" происходит от французского слова Informatique и образован из двух слов: информация и автоматика. Этот термин введен во Франции в середине 60-х лет XX ст., когда началось широкое использование вычислительной техники. Тогда в англоязычных странах вошел в употребление термин "Computer Science" для обозначения науки о преобразовании информации, которая базируется на использовании вычислительной техники. Теперь эти термины являются синонимами.

Появление информатики обусловлено возникновением и распространением новой технологии сбора, обработки и передачи информации, связанной с фиксацией данных на машинных носителях.

Предмет информатики как науки составляют:

• аппаратное обеспечение средств вычислительной техники;
• программное обеспечение средств вычислительной техники;
• средства взаимодействия аппаратного и программного обеспечения;
• средства взаимодействия человека с аппаратными и программными средствами.

Средства взаимодействия в информатике принято называть интерфейсом. Поэтому средства взаимодействия аппаратного и программного обеспечения иногда называют также программно-аппаратным интерфейсом, а средства взаимодействия человека с аппаратными и программными средствами - интерфейсом пользователя.

Основной задачей информатики как науки - это систематизация приемов и методов работы с аппаратными и программными средствами вычислительной техники. Цель систематизации состоит в том, чтобы выделять, внедрять и развивать передовые, более эффективные технологии автоматизации этапов работы с данными, а также методически обеспечивать новые технологические исследования.

Информатика - практическая наука. Ее достижения должны проходить проверку на практике и приниматься в тех случаях, если они отвечают критерию повышения эффективности. В составе основной задачи сегодня можно выделить такие основные направления информатики для практического применения:

• архитектура вычислительных систем (приемы и методы построения систем, предназначенных для автоматической обработки данных);
• интерфейсы вычислительных систем (приемы и методы управления аппаратным и программным обеспечением);
• программирование (приемы, методы и средства разработки комплексных задач);
  преобразование данных (приемы и методы преобразования структур данных);
• защита информации (обобщение приемов, разработка методов и средств защиты данных);
• автоматизация (функционирование программно-аппаратных средств без участия человека);
• стандартизация (обеспечение совместимости между аппаратными и программными средствами, между форматами представления данных, относящихся к разным типам вычислительных систем).

На всех этапах технического обеспечения информационных процессов для информатики ключевым вопросом есть эффективность. Для аппаратных средств под эффективностью понимают соотношение производительности оснащение к его стоимости. Для программного обеспечения под эффективностью принято понимать производительность работающих с ним пользователей. В программировании под эффективностью понимают объем программного кода, созданного программистами за единицу времени. В информатике всю жестко ориентированное на эффективность. Вопрос как осуществить ту или другую операцию, для информатики важный, но не основной. Основным есть вопрос как совершить данную операцию эффективно.

В рамках информатики, как технической науки можно сформулировать понятия информации, информационной системы и информационной технологии.

(Ильинская О. И.) («Журнал российского права», 2012, N 11)

ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОБЫЧНО-ПРАВОВЫХ НОРМ

О. И. ИЛЬИНСКАЯ

Ильинская Ольга Игоревна, преподаватель кафедры международного права МГЮА им. О. Е. Кутафина, кандидат юридических наук.

На основе анализа практики Международного суда ООН, а также национальной судебной практики и законодательства ряда государств предпринята попытка раскрыть причины, обусловливающие сложность применения международных обычно-правовых норм; анализируются существующие доктринальные подходы к проблеме функционирования международно-правового обычая.

Ключевые слова: международный обычай, Международный суд ООН, применение обычных норм, нормы международного права.

Questions of application of norms of customary international law O. I. Ilinskaya

The article is dedicated to one of the actual problems of international law — to the problems of application of international custom. The author, based on analysis of the practice of the International Court of Justice, as well of the national judicial practice and the legislation of several countries, attempts to reveal the reasons that cause the complications of application of international custom. The author also analyzes existing doctrinal approaches to the problem of application of international custom.

Key words: international custom, the International Court of Justice, application of international custom, norms of international law.

Роль правового обычая как одного из основных источников международного права с древнейших времен была весьма высока. В настоящее время обычно-правовые нормы продолжают занимать важнейшее место в регулировании международных отношений. Достаточно сказать, что одной из форм существования общепризнанных принципов и норм международного права служит именно обычай. «Обычными нормами являются основные принципы международного права», — утверждает Д. Г. Самхарадзе, подчеркивая, что «несмотря на то что все семь таких принципов в основе своей являются договорными… для государств — не членов ООН и международных организаций они действуют как обычные нормы международного права» <1>. Подтверждением существенной роли обычных норм служит и то обстоятельство, что «государства в своих взаимоотношениях постоянно ссылаются на них» <2>. Особая роль обычных норм проявляется и в таких относительно новых отраслях международного права, как международное космическое, международное экологическое и международное экономическое право (например, в международных инвестиционных отношениях в качестве обычно-правовой нормы устоялось положение о том, что государство — донор инвестиций не вправе путем интервенции добиваться компенсации за ущерб, обусловленный национализацией или иными мерами экспроприации иностранной инвестиции государством-реципиентом <3>). ——————————— <1> Самхарадзе Д. Г. Источники современного международного права. М., 2006. С. 33 — 34. <2> Тункин Г. И. Теория международного права / Под общ. ред. Л. Н. Шестакова. М., 2000. С. 98. <3> См.: Международное публичное право: Учебник / Отв. ред. К. А. Бекяшев. М., 2008. С. 511.

Однако после Второй мировой войны наблюдается усиление тенденции к сокращению места и роли международно-правового обычая, связанное в том числе с тем, что традиционный процесс выработки обычно-правовых норм в силу его медлительности оказывается в недостаточной степени совместимым с потребностями быстро растущей взаимозависимости участников международных отношений <4>. Для изменения или замены старых обычно-правовых норм стал активно применяться договорный процесс. «После Второй мировой войны обычай все более утрачивает почву», — отмечает А. Кассезе <5>. Но правомерно ли утверждать, как это делает, например, Л. Кондорелли, что «международное обычное право находится в состоянии кризиса»? <6> Подобного мнения придерживается И. де Люпис, отмечающий, что «обычное право в современном международном праве является неприемлемой фикцией» <7>, а также Ш. Вишер, утверждающий, что «в современную эпоху быстрых изменений… главную роль в развитии международного права играет международный договор, оставляя на долю международного обычая лишь подчиненную роль» <8>. В Курсе международного права говорится о том, что и в дальнейшем роль международно-правового обычая будет снижаться ввиду кодификации общего международного права, и «не лишены основания предвидения некоторых ученых об отмирании международного обычая» <9>. ——————————— <4> Некоторые авторы утверждают, что в современном международном праве существуют два вида обычных норм: традиционный вид, представляющий собой неписаное правило, за которым признается юридическая сила, и новый вид, к которому относятся нормы, создаваемые не длительной практикой, а признанием в качестве таковых правил, содержащихся в том или ином акте (например, в резолюциях международных совещаний и организаций) (см., например: Лукашук И. И. Международное право. Общая часть. М., 2005. С. 105). <5> Cassese A. International Law in a Divided World. Oxford, 1988. P. 181. <6> Condorelli L. Custom // International Law: Achievements and Prospects. P., 1991. P. 183. <7> Цит. по: Лукашук И. И. Нормы международного права в международной нормативной системе. М., 1997. С. 256. <8> Цит. по: Тункин Г. И. Указ. соч. С. 120. <9> Курс международного права: В 6 т. М., 1967. Т. 1. С. 186.

Действительно, роль международно-правового обычая в регулировании международных отношений на протяжении истории не оставалась неизменной. При этом, как отмечал И. И. Лукашук, «общая тенденция состоит в упрочении его позиций, хотя в определенные периоды наблюдался спад его авторитета по политическим причинам. На разных этапах своего развития государства неодинаково относились к обычаю. Но дело было не в его форме, а в содержании. Позиция государства в отношении обычая была производной от его отношения к существовавшей системе международных отношений и международного права в целом» <10>. ——————————— <10> Лукашук И. И. Нормы международного права в международной нормативной системе. С. 257.

О значительной роли международно-правового обычая на современном этапе говорят Г. М. Даниленко: «В то время как во всех внутренних системах права значение обычая постоянно снижалось, в международном праве этот источник традиционно играл и продолжает играть существенную роль» <11> — и Д. Анцилотти: «…наиболее общие принципы правопорядка вытекают именно из обычаев, тогда как международные договоры касаются определенных предметов…» <12>. По мнению Д. Г. Самхарадзе, важность обычных норм современного международного права определяется тем, что они служат основным строительным материалом для общего международного права <13>. Есть и крайние точки зрения, согласно которым обычай вообще единственный источник международного права <14>. ——————————— <11> Даниленко Г. М. Обычай в современном международном праве. М., 1988. С. 4. <12> Анцилотти Д. Курс международного права. М., 1961. С. 84 — 85. <13> См.: Самхарадзе Д. Г. Указ. соч. С. 33. <14> См., например: O’Connell D. P. International Law. L., 1965. Vol. 1. P. 22.

Как видим, в теории международного права нет единого мнения относительно места и роли обычно-правовых норм в регулировании современных международных отношений. Более того, на этот счет имеются диаметрально противоположные взгляды. Проблема функционирования обычных норм в системе современного международного права признается «одной из самых важных и вместе с тем одной из самых сложных теоретических проблем международного права» <15> и, как отмечал И. И. Лукашук, относится к числу наименее изученных <16>. Причины этого кроются в недостаточной разработанности общих вопросов применения международно-правовых норм, а также в том, что главной проблемой при применении обычных норм является установление их юридической силы и содержания. ——————————— <15> Тункин Г. И. Указ. соч. С. 98. <16> Лукашук И. И. Нормы международного права в международной нормативной системе. С. 294.

В международном правопорядке отступление от обычая не является необратимым процессом, поэтому нельзя утверждать, что устарел п. 1, «b», ст. 38 Статута Международного суда ООН, из которого следует, что международно-правовой обычай является первичным и независимым источником международного права. Обычай сохраняет значение своего рода «резервуара» для других источников права и даже, если можно так выразиться, играет роль катализатора периодических всплесков выработки международных договоров. Данное явление особенно ощутимо в наиболее спорных областях международного права, где потребности практики вызывают к жизни компромиссы, которые гораздо сложнее достичь, прибегая к процедуре дипломатического соглашения по поводу текста того или иного договора. К примеру, Третья конференция ООН по морскому праву была созвана, в частности, в целях признания юридического существования исключительной экономической зоны и Международного района морского дна, а завершилась конвенционным закреплением соответствующих норм, бывших до этого обычно-правовыми. Кроме того, обычно-правовая норма может быть даже более точной и полной, чем нормы договорного права <17>. ——————————— <17> См., например: решение Международного суда ООН от 27 июня 1986 г. по делу о военной и военизированной деятельности в Никарагуа и против Никарагуа (Military and Paramilitary Activities in and against Nicaragua / ICJ. Reports. 1986. P. 94). Рассматривая данное дело, Международный суд вынужден был опираться преимущественно на обычное право, поскольку США, признавая обязательную юрисдикцию Суда, сделали оговорку, исключавшую из-под его юрисдикции споры, возникающие из многостороннего договора, если все стороны в международном договоре, затрагиваемые решением, не являются также участниками судебного дела.

Рассмотрение проблемы реализации норм обычного права представляется важным в связи с тем, что практика государств придает международно-правовому обычаю большое значение <18>. О том, что обычные нормы не утрачивают своего значения, свидетельствует и то обстоятельство, что многие кодификационные конвенции содержат формулировки, ясно указывающие на необходимость применять обычно-правовые нормы для регулирования вопросов, не отраженных в самих конвенциях. К примеру, в преамбуле Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. сказано, что «нормы международного обычного права будут по-прежнему регулировать вопросы, которые не нашли решения в положениях настоящей Конвенции». Аналогичные формулировки содержатся в Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г., Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. и др. ——————————— <18> Например, относительно проекта строительства транскаспийского газопровода Президент Туркменистана Г. Бердымухаммедов заявил, что Туркменистан в рамках двустороннего сотрудничества с Азербайджаном может самостоятельно реализовать этот проект, не дожидаясь определения статуса Каспийского моря и согласия всех стран региона. (См.: Евразия сегодня. N 3.) Представляется, что на нынешнем уровне правовой урегулированности (точнее, неурегулированности) каспийского вопроса и Азербайджан, и Туркменистан имеют полное право реализовать этот проект без санкции остальных стран региона как суверенные и независимые государства. Эта возможность в качестве правового обычая уже, по сути, сложилась в каспийском сообществе.

Рассматривая особенности применения международных обычно-правовых норм, представляется целесообразным обратиться к понятию «применение правовых норм». О применении правовых норм часто говорят в широком смысле — как об их осуществлении, реализации. Под «правореализацией» же понимают процесс трансформации заложенных в юридических нормах требований в правомерное поведение субъектов <19>. При этом выделяют четыре основные формы реализации права: соблюдение, исполнение, использование, применение. В основу этого деления положена степень активности субъектов по осуществлению правовых норм. Как заметил С. В. Черниченко, иногда называют меньшее количество вариантов осуществления правовых норм, но всегда выделяют при этом их применение в более узком значении — как осуществление правовых норм органами, имеющими властные полномочия <20>. Мы разделяем точку зрения С. В. Черниченко о том, что для международного права это различие несущественно, так как все субъекты международного права, прежде всего государства, обладают властными полномочиями <21>. Таким образом, термины «осуществление», «реализация», «применение» международно-правовых норм по сути идентичны. ——————————— —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Учебник Н. И. Матузова, А. В. Малько «Теория государства и права» включен в информационный банк согласно публикации — Юристъ, 2004. —————————————————————— <19> См.: Матузов Н. И., Малько А. В. Теория государства и права. М., 2001. С. 328. <20> См.: Черниченко С. В. Теория международного права: В 2 т. Т. 1: Современные теоретические проблемы. М., 1999. С. 56. <21> Там же. С. 56.

Что понимается под применением международно-правовых норм? И. И. Лукашук говорил о применении как о целенаправленной деятельности субъекта, призванной обеспечить осуществление норм международного права <22>. С. В. Черниченко, отмечая, что под применением (осуществлением, реализацией) международно-правовых норм следует понимать деятельность участников межгосударственных отношений по претворению этих норм в жизнь, обращает внимание на то, что эти термины по своему значению уже термина «международно-правовое регулирование» <23>. Применение международно-правовых норм (независимо от форм их существования) представляет собой процесс, состоящий из ряда стадий (разумеется, это относится не только к применению международно-правовых норм). При этом необходимой предпосылкой применения правовой нормы, в том числе и международно-правовой, является ее действие, что означает существование данной нормы в качестве юридически обязательной модели поведения. Насколько точно определены моменты начала и окончания действия правовой нормы, зависит от характера источника, в котором она воплощена <24>. Относительно действия международных обычно-правовых норм закономерно возникают вопросы: каким образом может быть определен момент начала и момент окончания их действия и можно ли вообще вести речь о точности такого определения? Представляется, что верный ответ на этот вопрос сформулировал С. В. Черниченко, указав, что «трудно точно определить… момент начала или окончания действия обычной международно-правовой нормы. В лучшем случае можно приблизительно установить момент, когда завершилось ее становление или когда она стала признаваться конкретным государством» <25>. ——————————— <22> См.: Лукашук И. И. Международное право. Общая часть. С. 222. <23> Черниченко С. В. Указ. соч. С. 57. <24> Там же. С. 50. <25> Там же. С. 51.

Главной особенностью применения международных обычно-правовых норм является сложность установления их содержания и юридической силы. Важную роль в процессе применения таких норм играют Венская конвенция о праве международных договоров 1969 г. и Венская конвенция о праве договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями 1986 г., поскольку их положения, закрепляющие общие правила правоприменения, в определенной мере относятся к применению не только договорных, но и обычных норм. Общепринятым является сложившееся в рамках англосаксонской системы права традиционное правило «international law is part of the law of the land» (международное право является частью права страны), закрепленное в конституциях многих стран. Так, ст. 25 Основного Закона Германии гласит, что «общепризнанные нормы международного права являются составной частью права Федерации…» <26>. В статье 10 Конституции Итальянской Республики сказано, что «правопорядок Италии согласуется с общепризнанными нормами международного права…» <27>. Французская Конституция 1958 г. в этом плане ограничилась отсылкой к преамбуле Конституции 1946 г., самой по себе довольно ясной: «Французская Республика, верная своим традициям, принимает во внимание положения международного публичного права» <28>. Хотя здесь отсутствует упоминание о международном обычном праве, совершенно ясно, что оно входит в понятие «международное публичное право». В части 4 ст. 15 Конституции РФ на первое место поставлены общепризнанные принципы и нормы международного права <29>, а на второе — международные договоры. ——————————— <26> Конституции зарубежных государств / Сост. В. В. Маклаков. М., 2003. С. 110. <27> Там же. С. 181. <28> Там же. С. 76. <29> Как заметил П. В. Саваськов, обращение к международным актам позволяет констатировать, что «нет ни одного акта, имеющего юридическую силу, который раскрывал бы, что следует понимать под «общепризнанными принципами и нормами международного права». Констатируется также отсутствие общего подхода к понятию общепризнанных принципов и норм международного права в отечественной доктрине (см.: Саваськов П. В. Конституция РФ и общепризнанные принципы и нормы международного права // Материалы Научно-практической конференции «60 лет кафедре международного права МГЮА им. О. Е. Кутафина». М., 2010. С. 150).

Общепризнанные принципы и нормы международного права могут выражаться как в договорной, так и в обычной форме: либо они являются обычными и не нашли отражения в договорах, либо первоначально обычные нормы путем кодификации обретают форму договора, либо, наконец, в процессе действия договора он может стать обязательным для не участвующих в нем государств обычным путем <30>. Другими словами, общепризнанные нормы имеют своим источником как договоры, так и обычаи <31>. Поэтому говорить об утрате значения международно-правового обычая нельзя. И тем более неприемлемы утверждения о том, что обычное право на современном этапе является «фикцией». Как известно, принцип добросовестного выполнения обязательств, являющийся ярким примером обычно-правовой нормы, в равной мере распространяется как на договорные, так и на обычные нормы. Данное положение нашло закрепление, в частности, в Федеральном законе от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»: «Российская Федерация выступает за неукоснительное соблюдение договорных и обычных норм, подтверждает свою приверженность основополагающему принципу международного права — принципу добросовестного выполнения международных обязательств». В статье 12 проекта Статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния 2001 г. указано, что «нарушение государством международно-правового обязательства имеет место, когда деяние данного государства не соответствует тому, что требует от него данное обязательство, независимо от его происхождения или характера» <32>. ——————————— <30> См.: Марочкин С. Ю. Юридическая сила норм международного права и российского права: законодательство, научно-практические комментарии, судебная практика // Евразийский юридический журнал. 2011. N 2. С. 30. <31> Говоря об общепризнанных принципах и нормах международного права как о правилах поведения, имеющих в деле сотрудничества государств фундаментальное значение, так как они выражают интересы и правосознание всех народов, О. И. Тиунов отмечает, что общепризнанные принципы международного права находят отражение в двусторонних и многосторонних международных договорах, международно-правовых обычаях, решениях международных межправительственных организаций и международных судов, конституциях и законах различных государств и др. К общепризнанным принципам международного права он относит основные принципы международного права, принципы, определяющие базовые начала отдельных отраслей международного права, а также общеправовые принципы (см.: Тиунов О. И. Международное гуманитарное право. М., 2009. С. 227; Он же. Общепризнанные принципы и нормы международного права: понятие и их роль в решениях Конституционного Суда Российской Федерации // Общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры в практике конституционного правосудия: Матер. всерос. совещания. М., 2004. С. 204 — 207). <32> Международное публичное право: Сб. док. / Сост. К. А. Бекяшев, Д. К. Бекяшев. М., 2009. С. 142.

Обычно-правовые нормы широко применяются в практике Международного суда ООН, при этом, как было отмечено им самим, их применение имеет свою специфику <33>. Для успешного применения обычных норм позитивным фактором является, в частности, их договорное закрепление. Как писал А. П. Мовчан, договорное закрепление обычая «значительно сужает амплитуду толкования». Закрепление обычной нормы в тексте международного договора влечет последствия юридического характера, состоящие в том, что такая норма приобретает ясное выражение, а это облегчает ее толкование и означает доступность не только для специалистов, но и для мирового общественного мнения, что, в свою очередь, содействует мобилизации сил, выступающих за уважение международного права <34>. Договорное закрепление обычно-правовых норм способствует тому, что практика государств становится более последовательной и единообразной. Даже успех многосторонней договорной процедуры и новых способов выработки правовых норм (например, при помощи резолюций международных организаций) способствует, на наш взгляд, усилению процесса формирования обычного права. Поэтому трудно согласиться с тем, что кодификация вытесняет обычное право. Обычная норма, закрепленная в международном договоре, став нормой договорной, сначала охватывает своим действием узкий круг государств. Расширение сферы признания и действия новой нормы нередко происходит не только договорным, но и обычным путем, в результате чего для одних государств она может являться договорной, а для других, признавших ее обычным путем, обычной нормой. Это смешанные обычно-договорные нормы <35>. В подобном случае доказательство существования обычной нормы не придется искать в практике государств, его можно будет вывести из текста конвенции. Еще в 1950 г. Комиссия международного права ООН предложила список доказательств существования международного обычного права, в котором на первом месте значатся тексты международных договоров <36>. Вопрос о том, воплощают ли статьи того или иного договора обычно-правовые нормы, решается, как правило, в процессе судебного или арбитражного рассмотрения конкретного дела. Что касается, например, упоминавшейся Венской конвенции 1969 г., то практика Международного суда ООН свидетельствует о том, что при рассмотрении переданных ему дел Суд использует текст данной Конвенции как наиболее авторитетный источник, кодифицирующий обычные нормы в сфере права международных договоров. Так, в решении 1997 г. по делу, касающемуся проекта Габчиково-Надьмарош, Суд применил ст. 60 — 62 этой Конвенции в качестве норм, отражающих международное обычное право <37>. ——————————— <33> См.: ICJ. Reports. 1984. <34> См.: Мовчан А. П. Кодификация и прогрессивное развитие международного права. М., 1972. С. 78 — 79. <35> См.: Тункин Г. И. Указ. соч. С. 126. Более того, именно взаимодополнение договорной и обычной форм способствует расширению сферы действия норм международного права и становлению их общепризнанного характера (см.: Марочкин С. Ю. Указ. соч. С. 30). <36> См.: Yearbook of the International Law Commission. 1950. N. Y., 1957. Vol. 1. P. 367. <37> См.: ICJ. Reports. 1997. P. 7.

Как пишет Г. М. Даниленко, использование кодифицирующей конвенции в процессе установления наличия обычных норм и раскрытия их нормативного содержания ведет к тому, что исследование практики государств и уяснение содержания норм обычного права становится менее сложной и трудоемкой процедурой. В то же время это не означает, что устраняются все проблемы, связанные с установлением обычая. Конвенция не может служить единственным и окончательным доказательством обычного права <38>. Кроме того, для современного международного права не характерно принятие конвенций, нормативное содержание которых в точности отражало бы уже существующее до заключения конвенции обычное право. Это обстоятельство подчеркнул и Международный суд ООН. В частности, в решении 1986 г. по делу о военной и военизированной деятельности в Никарагуа и против Никарагуа отмечается следующее: Суд «не считает, что можно заявлять, как это делают США, что все нормы обычного права, на которые возможна ссылка, имеют содержание, в точности совпадающее с содержанием положений, содержащихся в договорах, которые нельзя применять в силу… поправки США». И далее: «Даже если договорная норма и норма обычного права, касающаяся данного спора, имели бы абсолютно одинаковое содержание, то для Суда это не могло бы служить основанием считать, что юридическое действие данной договорной нормы должно в обязательном порядке лишить данную норму обычного права ее самостоятельной применимости. Следовательно, Суд ни в коей мере не обязан одобрять применение норм обычного права только потому, что они отличаются от договорных норм, применение которых становится невозможным в силу поправки Соединенных Штатов» <39>. ——————————— <38> См.: Даниленко Г. М. Указ. соч. С. 153. <39>

Иногда для доказательства существования и установления содержания обычно-правовых норм государства, а также Международный суд ООН в качестве вспомогательного средства используют проекты кодификационных конвенций <40>. В подобных случаях текст конвенции рассматривается как авторитетное изложение обычных норм. ——————————— <40> См.: Даниленко Г. М. Указ. соч. С. 161 — 162.

Основная трудность, связанная с реализацией обычно-правовых норм, заключается в доказательстве существования opinio juris, если его нельзя вывести из объективных факторов. В этом случае приходится выяснять истинные намерения участников международных отношений. Но возникает вопрос: на основе каких признаков следует проводить такой поиск? В решении 1969 г. по делу о континентальном шельфе Северного моря Международный суд указал: «Рассматриваемые действия должны свидетельствовать своим характером или способом их совершения об убежденности в обязательности такой практики…» <41>. При том что повторение определенных действий само по себе не является достаточным для констатации наличия обычно-правовой нормы, тем не менее, если материальное содержание твердо установлено, оно, как представляется, может также служить доказательством существования opinio juris. ——————————— <41> North Sea Continental Shelf Case (Federal Republic of Germany/Denmark; Federal Republic of Germany/Netherlands) // ICJ. Reports. 1969. P. 44.

Все более значимую роль в доказательстве существования обычно-правовых норм играют резолюции Генеральной Ассамблеи ООН. Так, в упоминавшемся решении 1986 г. Международный суд видит доказательство opinio juris по нормам, касающимся неприменения силы и невмешательства, именно в резолюциях Генеральной Ассамблеи. Суд определил, что обе стороны придерживаются мнения, что содержащиеся в Уставе ООН принципы, касающиеся неприменения силы, в основном соответствуют тем принципам, которые содержатся в международном обычном праве. Но Суду было необходимо удостовериться, что в обычном праве существует opinio juris относительно обязывающего характера такого воздержания. По мнению Суда, это opinio juris может быть выведено, в частности, из отношения государств-сторон к определенным резолюциям Генеральной Ассамблеи ООН, и в особенности к Резолюции 2625 (XXV), озаглавленной «Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН». Согласие с такими резолюциями является одной из форм выражения opinio juris по вопросу о принципе неприменения силы, считающегося одним из принципов международного обычного права, независимо от тех положений, в особенности норм институционного характера, которым этот принцип подчинен в рамках Устава как источника договорного права <42>. ——————————— <42> URL: http://www. icj. org/homepage/ru/files/sum_1948-1991.pdf.

Несмотря на указанную роль резолюций международных организаций, следует признать, что их не всегда легко привязать к тому или иному элементу формирования обычая, о чем свидетельствуют формулировки консультативного заключения Международного суда о законности угрозы или применения ядерного оружия: «В отдельных случаях они (резолюции) могут предоставлять важные элементы доказательства для установления существования той или иной нормы или действия правила opinio juris. Чтобы выяснить, удовлетворяет ли таким условиям конкретная резолюция Генеральной Ассамблеи, необходимо исследовать ее содержание и условия принятия; кроме того, следует проверить, существует ли правило opinio juris в отношении ее нормативного характера» <43>. При вынесении этого заключения Суд исследовал, в частности, вопрос о том, вытекает ли запрещение применения ядерного оружия или угрозы его применения из международно-правового обычая. При этом Судом анализировалась фактическая практика и opinio juris государств. В докладах, представленных Суду, государства утверждали, что с 1945 г. существует последовательная практика неприменения ядерного оружия, что и является выражением opinio juris со стороны государств, обладающих этим оружием. Принятие Генеральной Ассамблеей ряда резолюций, начиная с Резолюции 1653 (XVII) от 24 ноября 1961 г., подтверждает незаконность использования ядерного оружия. Таким образом, по мнению государств, изложивших подобные аргументы, существует обычно-правовая норма о недопустимости применения ядерного оружия. ——————————— <43> Advisory Opinion on Legality of Use of Nuclear Weapons // ICJ. Reports. 1996. P. 254 — 255.

Однако Суд заключил, что приведенные резолюции Генеральной Ассамблеи свидетельствуют о серьезной озабоченности относительно проблемы ядерного оружия, но их недостаточно для подтверждения существования opinio juris в отношении незаконности применения такого оружия. В результате Суд установил, что в международном праве отсутствует обычно-правовая норма, прямо запрещающая угрозу ядерным оружием или его применение <44>. Наряду с этим в консультативном заключении подчеркивается, что «последовательные резолюции могут иллюстрировать постепенное изменение правила opinio juris, необходимое для установления новой нормы» <45>. ——————————— <44> Анализ данного консультативного з аключения см.: Валеев Р. М. Нормы обычного права в консультативном заключении Международного суда ООН относительно законности угрозы ядерным оружием или его применения // Российский ежегодник международного права. Спец. выпуск. 2005. СПб., 2006. С. 21 — 28. <45> ICJ. Reports. 1996. P. 254 — 255.

Учитывая такую неопределенность, субъекты права ищут более высокую правовую обеспеченность в кодификации обычного права. Прибегая к такому методу, они могут четко и прямо ставить вопрос opinio juris и тем самым обойти, по крайней мере частично, проблему доказательства повторяющейся и единообразной практики. В свою очередь, заключение договора на основе обычно-правовых норм, а также существование последних наряду с нормами международного договора укрепляет авторитет договорных норм. Необходимо отметить увеличение роли внутригосударственных судов в реализации норм современного международного права. Национальные судебные решения, в свою очередь, также служат доказательством существования обычая <46>. Однако при определении существования обычной нормы приоритетное значение необходимо отдавать практике государства, осуществляемой органами, ответственными за его внешнюю политику. В рамках правовой системы России такими органами являются Президент РФ, МИД России, а также федеральные министерства и ведомства в пределах предоставленных им полномочий <47>. ——————————— <46> Международное публичное право: Учебник / Отв. ред. К. А. Бекяшев. С. 27. <47> См.: Зимненко Б. Л. Международное право и правовая система РФ. М., 2010. С. 165.

Вместе с тем следует констатировать, что применение международных обычно-правовых норм внутренними судебными органами происходит значительно реже, чем договорных. Судебная практика не решается закрепить превосходство обычной нормы по отношению к внутреннему праву. Причины этого разнообразны и связаны в том числе с психологией судьи. В силу осторожности (недостаточный уровень знания международного права, знакомства с его источниками и т. п.) судья отдает предпочтение применению писаных норм, охотнее принимая вывод, основанный на международно-правовом обычае, включенном в конвенцию, а не построенный исходя из собственных теоретических рассуждений. В применении судами международного права, в частности обычно-правовых норм, особенно значима роль ученых, их научных трудов, экспертных заключений в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм. Отметим и то обстоятельство, что, даже применяя обычно-правовую норму, судья порой не решается на ее формальное признание: к примеру, в решении 1983 г. по делу Barbie Кассационный суд Франции предпочел не употреблять сам термин «международно-правовой обычай» <48>. ——————————— <48> Jurisclasseurs periodiques. 1983. II. 20107.

Сложность заключается и в нежелании национальных судов принимать аргументы, основанные на обычной норме, когда на них ссылается частное лицо в свою пользу: судья не признает за обычно-правовой нормой характер нормы, обладающей самой по себе исполнительной силой, а делает вывод, что на нее нельзя ссылаться прямо и что приводимый аргумент не может быть принят. Подобный подход был использован, в частности, высшими судебными инстанциями Франции в деле Argoud: «Международная ответственность учитывается только в отношениях между государствами, и частные лица не могут ссылаться на нее» (Суд государственной безопасности, 1963 г.); «Обвиняемый неправомочен ссылаться на нарушение международного публичного права» (Кассационная палата по уголовным делам, 1964 г.) <49>. Вторая формулировка еще более спорна, чем первая, поэтому Кассационный суд отказался от них в упоминавшемся деле Barbie. И все же Конституционный совет Франции со времени решения 1975 г. о самоопределении Коморских островов идет на то, чтобы определять соответствие закона международному праву, в частности принципам обычно-правового происхождения, в той степени, в которой они не противоречат Конституции <50>. ——————————— <49> Jurisclasseurs periodiques. 1964. II. 13806. <50> См.: решения Конституционного совета Франции от 8 и 23 августа 1985 г. о статусе Новой Каледонии // Recueil des arrets de la C. I.J. (ou de la C. J.C. E.) ou des decisions du Conseil constitutionnel (France). P. 63, 70; решение о Маастрихтском договоре от 9 апреля 1992 г. // Ibid. P. 55.

При рассмотрении конкретных дел национальный суд может столкнуться с коллизией между обычно-правовой нормой и другой международной нормой обычного или договорного происхождения. В подобных случаях во внутреннем правопорядке необходимо применять те же подходы, что и в международной правовой системе в случае коллизии между последовательными обычно-правовыми нормами (верховенство последней из таких норм). Аналогичный подход следует применять и в случаях, когда в коллизию вступают обычно-правовая и договорная нормы: ввиду отсутствия иерархии источников международного права предпочтение отдается последней по времени возникновения норме. Также на практике возникают коллизии между обычными нормами международного права и внутренними нормами. Конституции ряда государств содержат положения, специально указывающие на приоритет международно-правового обычая перед законами. Так, в ст. 25 Основного Закона Германии сказано, что «общепризнанные нормы международного права являются составной частью права Федерации. Они имеют преимущество перед законами и непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории». Сложнее обстоит дело, когда в конституциях закреплено верховенство международного права лишь в отношении международных договоров, как это имеет место в Конституции Франции: «Международные договоры или соглашения, должным образом ратифицированные или одобренные, имеют силу, превышающую силу законов, с момента опубликования, при условии применения каждого соглашения или договора другой стороной» (ст. 55). Неудивительно, что в государствах, закрепивших в своих основных законах подобный подход, суды всегда пытаются привязать обычно-правовую норму к договорному основанию. В частности, в решении по делу Barbie Кассационный суд Франции высказался следующим образом: «В силу характера данных преступлений упомянутые положения соответствуют общим принципам права, признанным всеми государствами <51>, на которые ссылаются п. 2 ст. 15 Международного пакта о гражданских и политических правах и п. 2 ст. 7 Европейской конвенции о защите прав человека; указанные положения вытекают из международных договоров, в законном порядке включенных во внутренний правопорядок и обладающих высшей по сравнению с законами силой согласно ст. 55 Конституции». В своем решении 1993 г. Административный апелляционный суд г. Лиона определил, что ввиду отсутствия положения, эквивалентного ст. 55 Конституции, обычно-правовая норма не имеет преимущества перед законодательными нормами, если она не включена в договор, в котором участвует Франция. Государственный совет подтвердил это решение: «Статья 55 Конституции и другие положения конституционного характера не предписывают и не предусматривают, чтобы административный судья отдавал преимущество обычно-правовой норме перед законом в случае коллизии между этими нормами» <52>. Такая позиция, приемлемая с точки зрения национального права, может поставить государство в сложное положение в международном плане, когда речь пойдет об ответственности государства, если судебные органы не будут применять обычно-правовые нормы, обязательные для него. Общее обязательство принимать во внимание положения международного публичного права, зафиксированное в преамбуле Конституции 1946 г., отсылка к которой содержится в Конституции 1958 г., несомненно требует соблюдения в равной степени не только договорных норм, но и норм обычного права, поскольку последнее, как подчеркивалось выше, также входит в понятие «международное публичное право». ——————————— <51> Упоминаемая юридическая категория (именуемая в ст. 38 Статута Международного суда ООН «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями») по-разному толкуется в учебной и научной литературе. Автор исходит из понимания общеправовых принципов как категории, относящейся к общепризнанным принципам международного права, которые, в свою очередь, могут выражаться либо в договорной форме, либо существовать в форме обычая. <52> Revue generale de droit international public. 1997. P. 837.

Что касается России, то Конституция РФ включила общепризнанные принципы и нормы международного права в правовую систему страны, обязав все органы государственной власти следовать этим принципам и нормам. В связи с этим Конституционный Суд РФ указал следующее: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры являются согласно статье 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации составной частью ее правовой системы и должны добросовестно соблюдаться, в том числе путем их учета внутренним законодательством» <53>. Однако в Конституции РФ неопределенным остался вопрос соотношения общепризнанных принципов и норм международного права и других норм системы. Данная проблема, как верно отмечал И. И. Лукашук, «не была устранена и основанным на Конституции законодательством» <54>. Законодательные акты РФ чаще всего ограничиваются воспроизведением конституционной формулы, согласно которой в случае установления договором иных правил, чем те, что предусмотрены законодательством, применяются правила договора. Получается, что «включение принципов и норм международного права в правовую систему страны лишь декларируется, а применению подлежат только договоры» <55>. Буквальное толкование ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» приводит к выводу о закреплении приоритета перед федеральными законами норм международных договоров, а также общепризнанных норм международного права, выраженных в договорной форме. В то же время общепризнанные нормы, которые не имеют писаного характера и существуют в практике государств, приоритета не имеют <56>. Однако для правильного применения общепризнанных принципов и норм международного права важнейшее значение имеет внутреннее законодательство, которое должно учитывать их. В этом направлении должна быть проделана соответствующая законодательная работа, и, на наш взгляд, прав был И. И. Лукашук в том, что лучше ссылаться на международное право без выделения из него принципов и договоров <57>. Можно согласиться в связи с этим с мнением С. В. Калашникова о том, что в настоящее время существует необходимость разработки и правового закрепления механизма признания допустимости применения недоговорных норм и принципов международного права в правовой системе России, при этом право такого признания следует предоставить Конституционному Суду РФ <58>. ——————————— <53> Постановление КС РФ от 31 июля 1995 г. N 10-П. Часть 4 ст. 15 Конституции РФ позволяет заключить, что в правовую систему страны включены только те международно-правовые обычаи, которые закрепляют общепризнанные нормы. <54> Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. С. 46. <55> Там же. С. 47. <56> См.: Марочкин С. Ю. Указ. соч. С. 30. <57> См.: Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. С. 47. <58> См.: Калашников С. В. Применение общепризнанных принципов и норм в сфере защиты прав человека в России: вопросы теории и практики / Под ред. Д. С. Велиевой. М., 2010.

Библиографический список:

Cassese A. International Law in a Divided World. Oxford, 1988. Condorelli L. Custom // International Law: Achievements and Prospects. P., 1991. O’Connell D. P. International Law. L., 1965. Vol. 1. Yearbook of the International Law Commission. 1950. N. Y., 1957. Vol. 1. Анцилотти Д. Курс международного права. М., 1961. Валеев Р. М. Нормы обычного права в консультативном заключении Международного суда ООН относительно законности угрозы ядерным оружием или его применения // Российский ежегодник международного права. Спец. выпуск. 2005. СПб., 2006. Даниленко Г. М. Обычай в современном международном праве. М., 1988. Зимненко Б. Л. Международное право и правовая система РФ. М., 2010. Калашников С. В. Применение общепризнанных принципов и норм в сфере защиты прав человека в России: вопросы теории и практики / Под ред. Д. С. Велиевой. М., 2010. Конституции зарубежных государств / Сост. В. В. Маклаков. М., 2003. Курс международного права: В 6 т. М., 1967. Т. 1. Лукашук И. И. Международное право. Общая часть. М., 2005. Лукашук И. И. Нормы международного права в международной нормативной системе. М., 1997. Лукашук И. И. Нормы международного права в правовой системе России. М., 1997. Марочкин С. Ю. Юридическая сила норм международного права и российского права: законодательство, научно-практические комментарии, судебная практика // Евразийский юридический журнал. 2011. N 2. —————————————————————— КонсультантПлюс: примечание. Учебник Н. И. Матузова, А. В. Малько «Теория государства и права» включен в информационный банк согласно публикации — Юристъ, 2004. —————————————————————— Матузов Н. И., Малько А. В. Теория государства и права. М., 2001. Международное публичное право: Сб. док. / Сост. К. А. Бекяшев, Д. К. Бекяшев. М., 2009. Международное публичное право: Учебник / Отв. ред. К. А. Бекяшев. М., 2008. Мовчан А. П. Кодификация и прогрессивное развитие международного права. М., 1972. Саваськов П. В. Конституция РФ и общепризнанные принципы и нормы международного права // Материалы научно-практической конференции «60 лет кафедре международного права МГЮА им. О. Е. Кутафина». М., 2010. Самхарадзе Д. Г. Источники современного международного права. М., 2006. Тиунов О. И. Международное гуманитарное право. М., 2009. Тиунов О. И. Общепризнанные принципы и нормы международного права: понятие и их роль в решениях Конституционного Суда Российской Федерации // Общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры в практике конституционного правосудия: Матер. всерос. совещания. М., 2004. Тункин Г. И. Теория международного права / Под общ. ред. Л. Н. Шестакова. М., 2000. Черниченко С. В. Теория международного права: В 2 т. Т. 1: Современные теоретические проблемы. М., 1999.

——————————————————————

^В ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с общей теорией права под источником права вообще и международного права в частности следует понимать те специфические внешние формы фиксации норм права определенной системы или отрасли. Следовательно, источниками международного права будут такие формы, в кᴏᴛᴏᴩых закрепляются права и обязанности субъектов международного права.

Вопросы, связанные с определением источников международного права, представляют для международного сообщества большой практический и научный интерес. Отсюда понятна необходимость общих подходов в их решении. В п. 1 ст. 38 Статута Международного Суда ООН закреплено общее положение в отношении источников международного права: «Суд, кᴏᴛᴏᴩый обязан решать переданные ему споры на основании международного права, применяет:

a) международные конвенции, как общие так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами;

b) международный обычай как доказательство общей практики, признанной в качестве правовой нормы;

c) общие принципы права, признанные цивилизованными нациями;

d) с оговоркой, указанной в статье 59, судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций, в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм»1.

Не стоит забывать, что важно будет сказать, ɥᴛᴏ толкование положений данной статьи не отличается единообразием оценок среди специалистов. При этом юристы-международники и международное сообщество практически единодушны в признании в качестве основных источников международного права международного договора и международного обычая.

Много дискуссий в науке международного права ведется вокруг понятия «общие принципы права, признанные цивилизованными нациями». Прежде всего следует определить, что следует понимать под «общими принципами права»? Некᴏᴛᴏᴩые авторы считают, что естественное право и есть воплощение общих принципов права, поскольку именно естественное право будет лакмусовой бумажкой для определения правомерности

1 Международное право в документах / Сост. Н.Т. Блатова. М., 1982. С. 663.

норм позитивного права1. Представители позитивистски правления придерживаются мнения, что указанные прии содержатся в международных договорах и обычаях. Этот п был характерен для советской науки международного права известный советский юрист-международник В.М. Кор« повествовал: «Для советской доктрины международного права ставляется несомненным, что под «общими принципами л в международном праве следует понимать принципы меж родного права»2. Важно знать, что большинство же юристов-международ! полагают, что общие принципы права отражены прежде BI решениях международных судебных и арбитражных opt И данные принципы отражают те общие правовые начала, ко: характерны для разных национальных систем права и меж родного права. Важно знать, что большинство общих принципов права у корнями в римское право. К примеру, «равный над равньм ва не имеет» (par in parem поп habet imperium), «согласие т право» (consensus facit jus), «никто не может передать бс прав, чем сам имеет» (nemo plus juris transfere potest quan habet), «никто не может быть судьей в собственном деле» (judex in causa sua), «из правонарушения права не возникав injuria jus non oritur) и т.д.

Концептуальное значение пункта «с» ст. 38 Статута Mi народного Суда ООН состоит по сути в том, что система совр(ного международного права относительно молодая, по϶ᴛᴏм решении тех или иных споров Международный Суд не в может воспользоваться необходимым договором или обыч силу их отсутствия. Тогда и следует воспользоваться o6i принципами права, с тем ɥᴛᴏбы по аналогии разрешить и щийся спор. Необходимо обратить внимание, что при ϶ᴛᴏм жны использоваться в качестве источника международного ва исключительно те общие принципы права, кᴏᴛᴏᴩые признаны «i лизованными нациями». Разумеется, термин «цивилизова нации», заимствованный из Статута Лиги Наций, устарел скольку современное международное право не знает дел наций на цивилизованные и нецивилизованные. При этом ϶ᴛᴏго положения сохраняет ϲʙᴏю актуальность. И заключ; она в том, что принципы права, общие для различных на нальных систем права, могут применяться в качестве исто ков международного права в том случае, если они приз: большинством государств.

1 См.: Jenks W. The Common Law of Mankind. L., 1958. P. 169.

"- Корецкип В.М. Избранные труды: В 2 кн. К.. 1989. Кн. 2. С. 195.

Судебные же решения с учетом оговорки, указанной в ст. 59, в кᴏᴛᴏᴩой устанавливается, что решения Суда обязательны только для участвующих в деле сторон и только по данному делу, не будут источником права, а признаются исключительно вспомогательным средством, позволяющим определить правовые нормы.

Это же относится и к доктринальным взглядам наиболее квалифицированных специалистов в области публичного права.